– Вот видишь, – сощурил глаза Костров, – а ты уверяешь, что убедил. Все наши ошибки проистекают от повышенного самомнения, Андрей Васильевич.
Коновалов тяжелым, неподвижным взглядом уперся в вальяжного «искусствоведа» и медленно поднял трубку. Так же медленно набрал на серебристом диске номер.
– Я это. Кто?… Взвод Онищенки к делу… Чума, он знает. Дай мне его… Иван, слышишь меня? Помнишь, я тебе показывал коттедж? Нет, не тот! Который у леса, крыша там красная, черепичная, да? Вот так. Мне не нужен только первый, понял? А тому пидору отбейте яйца, чтоб он молчал, пока не уберем. Ваня, запомни, ихних не трогать. Мир и поддержка. Можешь сослаться на приказ генерала Коркина, начальника следственного управления ФСБ. Я его предупрежу. Действуй, Ваня.
Коновалов устало бросил трубку на рычаги аппарата и покачал головой.
– Хреново дело, господин интеллигент! – Он мрачно поглядел на Кострова, продолжающего размешивать позванивающий лед в бокале. – И все-таки я не верю, что эта акция инспирирована прокуратурой. Жаль, конечно, Чуму, но ничего не поделаешь, ты прав, Марк, из двух зол надо выбирать меньшее.
– А из двух гонораров – больший, – в тон ему закончил Костров.
Дождь не прекращался. Просто он становился все холодней. Думалось, что хоть в конце-то ноября должна бы наконец наступить зима. Застынет вся эта слякоть, перестанет сочиться из носа какая-то странная мокрота, да, в общем, и кости, задетые в житейских бурях, перестанут ныть на погоду…
Сева Голованов стоял напротив могучего такого паренька, которого, как сказал Демидыч, звали Костиком. Еще утром слышал. А за спиной у Костика, метрах в пяти примерно, на длинных сворках холодными бронзовыми изваяниями застыли три вполне приличных для индивидуальной беседы добермана. Их хозяина в полумраке видно не было. Рисовался лишь силуэт крупного мужика. Жаль, конечно, собачек, они же ни в чем не виноваты…
– Так ты говоришь, тебя Костик зовут? – сказал, закуривая и пряча сигарету под широким крылом плаща, Голованов. – На, закури!
– Те кто сказал? – недружелюбно спросил Костик, однако подошел ближе. Но закурил свою сигарету. – И ваще, чего вам, фраерам, тут надо? Вас вызывали?
– Не, Костик, мы сами, на «стрелку» вас, «братки», приглашаем.
– Не воняй, фраер, – с презрением отмахнулся Костик. – Ты ошибся адресом, понял? А нам не нравится, когда вокруг нас ошибаются.
– Ну это кому как повезет… Хорошие собачки. Молчаливые. Но хлипкие. Мы таких проходили. Она прыгает, ты ей варежку в пасть, а финорезом от паха до грудинки – и весь ливер наружу. Не, Костик, наш родной волкодав надежней…
Минут десять назад, когда полицейский «форд» подкатил к воротам усадьбы Павла Чумакова и громко прокричал сиреной, из дома выскочили несколько человек, а на крыше вспыхнул всамделишний прожектор, который осветил всю проезжую часть дороги перед воротами. Грязнов, закутавшись в плащ, отдал Яковлеву оружие – табельный «макаров», сказав, что пистолет не понадобится, и пошел к калитке. Подошедшему «качку» сообщил, кто он такой, и безапелляционным тоном потребовал немедленной встречи с… Павлом Антоновичем Чумаковым.
Если еще и оставалась какая-то неясность, какое-то сомнение, то оно вмиг исчезло после ответа «качка»:
– Хозяин вам назначал?
– Передай своему хозяину, паренек, – сказал Грязнов, – что возле его дома совсем не случайно оказался начальник МУРа Грязнов, который не привык, чтоб его встречали всякие сявки. Твой хозяин сразу поймет, это я тебе гарантирую. И поторопись, я долго стоять под дождем не собираюсь…
Наглость «качка» смыло мгновенно. Для этого хватило как раз времени добежать туда и обратно. Железная кованая калитка раскрылась как бы сама собою, и «качок» проводил Грязнова в дом, до которого от калитки было никак не меньше метров двухсот, годных, по прикидке Демидыча, для нормальной полосы препятствий в учебном центре КГБ – ФСБ, где он начинал службу, приехав наивным юношей из далекого Архангельска. Правда, позже судьба кидала его, куда хотела, и не всегда он мог противостоять ей. Но однажды она свела его с Грязновым, в ту счастливую пору директором собственного розыскного агентства, и с того дня Владимир Афанасьевич, а в миру – Демидыч, стал его левой рукой. Правой же были двое – племянник Денис и афганец Севка Голованов. И однажды в довольно сложной ситуации, когда Вячеславу Ивановичу пришлось довольно туго, – а он предпочитал по традиции первых советских розыскников сам выходить на преступника, – Демидыч заявил, что царапина на теле шефа будет стоить ровно столько жизней, какова длина той царапины в сантиметрах. И, войдя в контакт, убрал пятерых, еще не зная, что не царапина, а порез от ножа одуревшего от ужаса «мокрушника» уложился ровно в пять сантиметров. Что-то сверхестественное!
А вот теперь Демидыч отправил своего бывшего шефа одного и сильно переживал по этому поводу. Пока Головач, то есть Сева Голованов, травил с новым охранником Костиком, Демидыч продумывал свой ход. Собачки – это, конечно, мелочь, с ними легко справятся ребятки, которые тихо обложили усадьбу по периметру. Но просто рано было шуметь.
Между тем Голованов, продолжая травить всякую ахинею, расположил к себе Костика до такой степени, что тот подошел и даже облокотился на кованую ограду. Тема оказалась и вправду любопытной, Сева интересовался, куда девали ту падлу мента, который сегодня утром отметился в этом районе.
В башке у Костика, и без того не обремененной талантами его российских предшественников, вызрела мысль, что эти лихие парни гонят туфту. Никакие они не менты, а «братва» из соседней «малины». И все эти примочки насчет МУРа, по его грамотному мнению, не больше чем «наезд», с которым хозяин разберется сам. Это – его прямое дело. А со своими делить ему было нечего: служить одному или другому – это непринципиально.
– Собачек-то пожалей, – сказал Сева, – они ж по мокрому нюх потеряют.
– Точно? – усомнился Костик и, обернувшись, приказал застывшему сзади собачнику: -Адувард, твою мать, спрячь кобелей!
А дальнейшие действия были произведены в соответствии с инструкцией конторы по обеспечению безопасности. Даже не охнув, Костик перевалился через невысокую ограду, а через две минуты – по часам – его место занял… Костик. Который расправил плечи и отошел от ограды на почтительное расстояние.
«Качок», раздетый до нижнего белья, лежал на холодном полу микроавтобуса «мерседес». Метаморфоза произошла столь стремительно, что Костик решил, будто «братва» взяла его заложником. Но, знал он, в таких ситуациях ничто жизни не грозит. Паханы разберутся, а легионеры либо вернутся на круги своя, либо станут служить новому боссу. Потому особо и не волновался: судьба, бля, индейка…
– Кореша, – тут же заявил он, – никакой волны. Наше дело правое – мы победим, так?
– Примерно, – успокоил его Голованов. – А теперь ты, падла, мне лично доложишь, куда девался тот ментяра. Вопрос повторить?
– «Братки», – искренне сказал Костик, – бля буду, я к этому делу посторонний.
