Турецкий поднялся по истертым до лунок ступенькам, вошел в контору и сразу словно бы перенесся лет на пятнадцать – двадцать назад. Это была настоящая, кондовая контора, без всяких там новомодных офисных штучек: коридор с обшитыми пластиком под дуб стенами, шмыгающие из двери в дверь пожилые девушки с бумагами. Из кабинетов-клетушек доносились телефонные трели и сорванные от натуги голоса:
– Мурманск! Алло… Доложите ледовую обстановку! Так какого лешего вы маринуете караван?! А без ледокола нельзя? Хреново… Хреново, говорю!
– Хатанга! Слышите меня? Алло, Хатанга! Когда выпустите наш борт с яйцами? Когда? Оборзели! Там сто семьдесят тысяч штук яиц диетических! Срок реализации кончится – мы вам иск впарим! Да, вам, а не Господу Богу! Два дня погода летная, а о керосине должны были думать вы, а не Господь Бог!
На площадке у поворота коридора – титан, только что без прикованной к нему цепью алюминиевой кружки. На столе подшивки газет: «Красноярский рабочий», «Заполярная правда». Газеты были свежие. Турецкий остановился, полистал. Внутренний разворот последней «Заполярной правды» был отдан отчету о заседании забастовочных комитетов горняков, шахтостроителей и металлургов. Разухабистая «шапка» на обе полосы: «Ну что, мужики? Будем бастовать? Или как?»
Турецкий усмехнулся: прямо «Московский комсомолец»!
В конце коридора он открыл дверь с табличкой «Начальник Норильскснаба Никольский Б. С.» Спросил у секретарши, сидевшей за компьютером и старательно тыкавшей пальцем в клавиатуру.
– Борис Семенович у себя?
– Борух Соломонович. Борисом Семеновичем он был до перестройки. Он у себя.
– Я из газеты «Новая Россия». Спросите, не уделит ли он мне минут десять? Моя фамилия Турецкий.
– Так у него сами и спросите. Уделит, наверное. Он любит с корреспондентами разговаривать.
– Может быть, вы меня все-таки представите?
Она пожала плечами, ткнула пальцем в кнопку селектора.
– Здесь какой-то Турецкий из газеты «Новая Россия». Примете?
– Запускайте, – раздалось из динамика.
– Входите, – сказала секретарша. – Или вам еще и дверь открыть?
«Вот стерва!» – подумал Турецкий.
За столом в небольшом кабинете сидел плотный лысый мужчина лет шестидесяти, с красным, будто бы обожженным лицом, в крахмальной рубашке с распущенным галстуком и завернутыми рукавами. Пиджак его висел на спинке кресла. На стене у двери были укреплены развесистые оленьи рога, служившие вешалкой. На них висел черный нагольный полушубок, на полу – меховые унты. «На случай срочной командировки в Норильск», – подумал Турецкий. На другой стене красовался огромный цветной снимок, сделанный зимой: створ проспекта в проране громоздких зданий с колоннами, балюстрадой балконов и лепниной. На одном из зданий светились кровавым рубином двухметровые буквы «Слава», на другом, через проспект, окончание: «КПСС».
– Это и есть Норильск? – поинтересовался Турецкий.
– Да. Въезд в город со стороны комбината. Проходите, садитесь.
– Похоже на Ленинград. То есть на Петербург.
– Ленинградские архитекторы строили. В конце сороковых. Тогда половину «Ленпроекта» туда загнали. По пятьдесят восьмой. Они и спроектировали маленький Ленинград. Не приводилось бывать в Норильске?
– Не случалось. Много потерял?
– Раньше бы я так сказал. А сейчас – даже не знаю.
– Почему?
– Говорят, на земле есть семь выходов ада. А если есть и восьмой, то это там, где стоит Норильск. Жемчужина Заполярья. Богом проклятый город.
– Почему? – повторил Турецкий.
– Я прожил там сорок лет. Он дал мне счастье, он же и отобрал. Двадцать пять лет мы прожили с женой душа в душу. Потом – рак. Самый северный город в мире. Самый высокий в мире уровень онкологических заболеваний. На втором месте – Запорожье. Был такой Николай Николаевич Урванцев. Слышали?
– Полярный исследователь?
– Да. Всю жизнь отдал Таймыру. Последний раз он был в Норильске незадолго до смерти. Когда уезжал, попросил отвезти его в аэропорт не на машине, а по железной дороге – на дрезине. Я его провожал. Он почти всю дорогу молчал, а потом сказал: «Чтобы все это построить, нужно было затратить два миллиарда человеко-часов». Два миллиарда! Это сорок миллионов человеко-жизней. Даже если вдвое меньше, все равно больше всех Освенцимов и Бухенвальдов, вместе взятых. Вот такой это город. Что вас привело ко мне?
– Редакция «Новой России» поручила мне написать обзорную статью о концерне «Норильский никель», – начал Турецкий, но что-то помешало ему врать и дальше. – Нет, – сказал он. – Норильск интересует меня совсем по другой причине. Мне необходимо понять, что там сейчас происходит.
– Для чего?
– У меня есть информация, что норильский концерн – главная карта в какой-то очень крупной международной комбинации. Может быть, афере. Не знаю. Это я и хочу выяснить.
– Так вы не журналист? Я так и подумал.
– Я следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Но сейчас работаю для одного детективного агентства. А с «Новой Россией» иногда сотрудничаю. Показать документы?
– Не нужно. Я вам верю. У старого еврея – глаз-ватерпас… Ну что там происходит. Черт знает что. Как началось все с этой ваучеризации и акционирования, так и продолжает валиться. Нам все должны, мы всем должны. А куда валюта за наш никель идет – кто бы сказал! А сейчас вообще посыпалось, как из ящика Пандоры. Перед выборами подбросили денег, а выборы прошли – дулю с маком. По полтора месяца люди зарплату не получают. А ведь самый сезон отпусков. Минфин говорит: все деньги перевели. Красноярск руками разводит: не получили. Кто врет? Зачем? В Мурманске полуледокол «Восток-5» взорвался. На три месяца ремонт – не меньше. Значит, завоз продовольствия на зиму, считай, сорван.
– Почему? – вставил Турецкий.
– «Восток-5» – один из трех подобных ему, задействован на проводке судов с нашими грузами по Севморпути. А в городе уже сейчас нет ни сахара, ни муки, ни водки.
– Что же народ пьет?
– «Ликер розовый». Из запасов десятилетней давности. Гадость ужасная. После двух бутылок от одного запаха розы выворачивает. Ну с водкой проще – пару самолетов зафрахтовали, по Енисею подбросим. А с остальным? Базы снабжения-то в Красноярске. А на самолетах – сахар золотым станет. И еще беда – Олега Кузнецова убили. Тут, в Москве. Председатель забастовочного комитета горняков. Когда в Норильске узнали, народ прямо взбеленился. Если бы я был подвержен шпиономании, сказал бы, что это происки каких-то спецслужб.
– А вы не допускаете такой возможности?
– Ерунда все это. Никакие спецслужбы не могут наворотить такого, как мы сами с нашим российским разгильдяйством. На спецслужбы легко все сваливать. Очень удобно. А там и до охоты за ведьмами полшага. И снова пойдут этапы в Норильск по какой-нибудь новой пятьдесят восьмой.
