На душе было гадко. Он чувствовал себя подонком. А все из-за Кати, это она его спровоцировала, сам бы он никогда в жизни! Люк вдруг так люто возненавидел негритяночку, будто она действительно затащила его в свою каморку под угрозой смерти.
– Грязнуля чертова, – злобно пробормотал он.
Люк дождался, пока закипит чайник, медленно, по глоточку, выпил чашку пустого кипятка, затем оделся и еще какое-то время тупо торчал в прихожей, раздумывая, попрощаться ли ему с грязнулей или же уйти по-английски. Выбрав первый вариант, настойчиво постучал в дверь ванной.
К тому моменту он окончательно проснулся, а еще через мгновение его хватил паралич.
Дверь оказалась не заперта. От его прикосновения она распахнулась, открыв Люку следующую картину – Кати болталась в петле, безобразно выкатив глаза и вывалив лиловый язык. Из ее рта хлопьями стекала пузырчатая пена. Другой конец веревки был прикреплен к трубе, торчавшей из стены под самым потолком. На зеркале губной помадой было выведено: «Я ухожу из жизни добровольно. В моей смерти прошу винить Люка Бартеза. Он разбил мне сердце. Кати».
Он стоял в оцепенении, как любители живописи стоят перед полотнами великих художников. И не мог пошевелиться. И не слышал, как кто-то отпирал входную дверь. Он очнулся только тогда, когда ему дали понюхать нашатырь, но еще долго не мог прийти в себя, сидел на табурете и, раскачиваясь всем телом, повторял:
– Это не я… Это не я… Это не я…
Его окружали люди в штатском. Трое мужчин. Один из них, самый старший, присел перед ним на корточки и грубо произнес:
– Хватит врать! Хватит притворяться! Мы знаем, что это твоя работа! Признавайся, сволочь!
– Кто вы такие? – Люк наконец сумел сфокусировать взгляд.
– Здесь вопросы задаю я! – рявкнул мужчина, размахивая перед его носом какой-то тетрадью. – Мы сравнили почерк Кати с надписью на зеркале. Так вот, это не ее рука! Рассчитывал таким образом запутать следствие? Тебе не удалось, голубчик! Несчастная девушка так громко звала на помощь, что ее крики услышали соседи и вызвали полицию, то есть нас.
– Это не я… – уже без особой уверенности пробормотал Люк.
Бабушка как-то рассказывала, что в детстве он страдал лунатизмом, мог целую ночь расхаживать по квартире, а наутро ничего не помнил. С возрастом эта болезнь прошла, но вдруг ее симптомы опять проявились. Да еще в такой зловещей форме.
– Знаешь, что тебя ожидает? – хищно зашипел второй незнакомец, молодой смуглолицый парень, внешне похожий на итальянца. – Тебе обрежут воротник, подведут к гильотине и отрубят голову. Она покатится по полу, а потом ее бросят в корзину. Нет, сначала ее сфотографируют и передадут снимок твоей жене. А твоя жена поместит его в семейный альбом и будет показывать детям. Смотрите, детки, это ваш папа. А детки будут спрашивать, почему у папы нет туловища? А мама скажет, что папа изнасиловал одну тетю, а потом зверски убил ее. И за это суд вынес ему высшую меру наказания.
– Хватит! Замолчите! – Люк закрыл уши руками. Он находился в столь расстроенных чувствах, что напрочь забыл о том, что во Франции давным-давно отменили смертную казнь. – Не смейте трогать моих детей!
– Слушай, дружок, у тебя есть последняя возможность выкрутиться из этой ситуации, – почти ласково проговорил первый. – Через пять минут сюда приедет бригада экспертов, и тогда уже будет поздно. Сколько у тебя осталось времени?
– Пять минут… – глотая хлынувшие бурным ручьем слезы, прохрипел Люк.
– Молодец, здорово соображаешь, – похлопал его по плечу мужчина. – Так ты поможешь нам? Ответишь на парочку наших вопросов?
– Да-да, конечно, – закивал Люк.
Он хотел добавить «с радостью», но решил, что уж больно момент для этого неподходящий.
– С кем работала Лидо? Кто снабжал ее секретной информацией?
– Что-что? Что вы сказали?
– Помни о времени, нечего переспрашивать! Кто работал с Лидо?
– А разве это должно интересовать полицию? – вконец растерялся Люк. – И как вы узнали про Лидо?
– Не твое собачье дело!
– Так вы не из полиции! – догадался Люк. – Кто вы такие, черт бы вас побрал?
– Это не имеет значения, – процедил сквозь зубы незнакомец. – Но я обещаю, что головушка твоя полетит с плеч, если…
– Я не знаю!
– Чего ты не знаешь?
– Я не знаю, кто работал с Лидо. Откуда мне знать? Я мелкая сошка!…
– Ну-у-у, не стоит принижать своих достоинств. У тебя ведь был приказ следить за Лидо?
– Был…
– Значит, ты был в курсе ее деяний?
– Осталось три минуты, – взглянул на часы итальянец.
– Поторопись, браток, – подал голос третий, парень интеллигентного вида в очках, до этого не открывавший рта. – Вспомни о своей семье, подумай о своем будущем. Жизнь только начинается, правда? Зачем в расцвете сил ставить на себе жирный крест?
– Это засекреченная информация, первая степень защиты, – затараторил Люк. – Я даже предположить не могу, сколько нужно потратить времени, чтобы проникнуть в компьютерную сеть УОТ. Там несметное количество замков, ловушек и сигнализаций. Стоит допустить хотя бы одну ошибку, и ваше местонахождение мгновенно засекут.
– Об этом можешь не беспокоиться. – Интеллигент поставил на стол ноутбук, поднял голографический экран. – Вся эта черновая работа уже сделана, я вошел в сеть. Осталась самая малость – код доступа.
Люк долго и подавленно молчал, прежде чем, сумев окончательно задушить в себе чувство долга, произнес:
– «Марлен Дитрих».
– Ох, как романтично, – защелкал клавишами интеллигент. – И где же интересующий нас персонаж?
– Директория «Мэрилин Монро», файл «Жан Габен».
– Не иначе как ваш шеф помешан на кинематографе.
На экране высветился фотопортрет мужчины. Тусклый, размытый, ужасающего качества. Вместо лица – неопределенное пятно с едва уловимыми контурами. Еще можно разглядеть (с большим трудом) советские погоны на плечах. Три звездочки на двух полосах. Полковник. И под портретом одна строчка: «Georgi Tsireff».
– Ну что там? – спросил итальянец.
– Порядок, – удовлетворенно крякнул интеллигент и захлопнул ноутбук.
– И что теперь вы собираетесь со мной делать? – затравленно спросил Люк.
– Ты хороший парень, – улыбнулся старший. – Отдохни немного.
С этими словами он поднес к шее Люка шприц-пистолет, наполненный сильнодействующим снотворным, и нажал на спусковой крючок…
…Француз очнется через пять часов, не раньше, а за это время Турецкий, Гарджулло и Стюарт сто раз успеют вывезти его за город и оставить в чистом поле.
