Окно было закопченным, и сквозь него ничего нельзя было разглядеть. Но зато были открыты ставни на чердак. Цепляясь, как кошка, за неотесанные бревна, Мамонтов мигом вскарабкался по стене и нырнул в ароматное сено.
– Нет, больше не буду, – сразу донесся до него приглушенный голос снизу.
Гоша принялся раскапывать душистую солому, пока не добрался до дощатого пола. Между досками обнаружилась небольшая щель, в которую можно было видеть, что происходит внизу.
Егор Петрович сидел за столом и аккуратно перекладывал из кучки в кучку мутные желтоватые камни.
«Алмазы!» – сразу догадался Мамонтов.
Напротив начальника сидел мужчина. Гоша тотчас узнал его. Это был тот самый пилот, который привез их сюда.
– Ну, что скажете? – поинтересовался пилот. – Ничего себе?
– Какие-то они все мелкие, – вздохнул начальник. – Нет, что ни говори, а кривое не может сделаться прямым. Сколько сил на все это положили, а тут такая туфта лезет. Ну разве это хоть куда-то годится?
– Ну, Петрович, какие есть. – Пилот развел руками и одним движением свернул голову бутылке водки. – За ваше здоровье.
– Ты давай не увлекайся. – Егор Петрович недовольно покосился на пилота, который опорожнял бутылку прямо из горла, глоток за глотком. – Тебе еще обратно лететь.
– Да я помню. – Мужчина встал, поставив бутылку на стол. – Что ментам передать?
– А что передать? – Егор Петрович пожал плечами. – Пусть ловят еще. Работники тут всегда нужны. Они ж дохнут, как мухи, больше трех месяцев никто не выдерживает. И скажи, чтобы доходяг не присылали, а то меньше получат. Я тут одного на крепость попробовал, так он больше минуты не простоял. Ну что это за работники, спрашивается…
Егор Петрович еще долго возился со своими камушками. Сначала взвесил их на маленьких весах, потом высчитывал на калькуляторе караты, потом рассортировал по величине и только после этого ссыпал всю кучку в маленький бархатный мешочек.
– И скажи, чтобы следующую партию сами сортировали! А то здесь только я пять кондиций насчитал!
Пилот вышел из дома и захрустел сухой травой в направлении вертолета. Как раз удобный случай, чтобы улететь отсюда в город. Незаметно пробраться в кабину и дать о себе знать только в воздухе…
Гоша уже спрыгнул на землю, уже перекатился в кусты и побежал к поляне, но вдруг остановился.
Как же так? Выходит, что пилот привозит сюда камушки, а не отвозит их отсюда? Или есть еще прииски? Допустим, если этот прииск – главный и всю добычу свозят сюда, то в этом нет ничего странного. А камни отправляют на Большую землю каким-нибудь другим способом.
Но где тогда другие прииски? И каким способом переправляются камни?… Нет, бежать отсюда еще рано. Да и зачем торопиться? Воздух тут хороший, работа пока не напрягает, да и угрозы для жизни еще нет. Борю с его кулачищами и автоматом Мамонтов за большую угрозу не считал.
Глава 25. Москва, 1996, 10 июля, 14.48
Телефонный звонок ничего не дал.
Во– первых, сам звонок стоил Сомову стольких нервов, что лучше и не вспоминать. Малинов был неуловим. Причем неуловим в каком-то высшем смысле. Он все время был то в Кремле у президента, но в Белом доме тоже у президента, но уже американского. Иногда для разнообразия заходил к премьер-министру. Скорость его передвижения по миру была космической. Еще вечером он разглядывал в Вашингтоне улицу имени академика Сахарова, а утром уже беседовал в Барвихе.
Сомов начинал искать Малинова довольно вяло. Конечно, он понимал, что за птица случайно чиркнула крылом по его сети, конечно, понимал, что радостных песен эта птица не споет. Но с какого-то времени ему стало противно. Противно, что он крутится-вертится на ничтожную следовательскую зарплату, а все вокруг воруют, и воруют миллионы. И не в рублях. В долларах.
Сколько раз он ловил подонков за руку, сколько раз выкладывал на стол генеральному прокурору самые серьезные материалы, тот приказывал: «Докручивай». А потом все спускалось на каких-то неведомых ему тормозах. И при этом никто и никогда не был виноват. Находились объективные причины – выборы, саммиты, политическая обстановка…
Сомов ходил к Меркулову, тот тоже пытался как-то двигать застревающие на каждом шагу дела, несколько раз ему это удавалось, но чаще всего он лишь разводил руками на вопросительный взгляд Сомова:
– Высшие интересы. Говорят, еще время не пришло.
– Да придет ли? – взрывался Сомов.
– Придет, Вадим Сергеевич, придет. Правда, боюсь, что «жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе»… – мрачно шутил замгенерального.
Сомов видел, что Меркулов сам нервничает, но – бессилен.
На этот раз Сомов решил: во что бы то ни стало докручу.
И он стал названивать Малинову с упорством любовника, который и дня не может прожить без своей пассии.
Наконец почти недельное висение на телефоне дало кое-какой результат.
Он вдруг наткнулся на самого Малинова.
– Слушаю вас, – мягко отозвалась трубка.
– Вас из Генеральной прокуратуры беспокоят. Следователь по особо важным делам Сомов.
– А! Добрый день, Вадим Сергеевич, – вдруг чему-то обрадовался Малинов.
Сомова немного удивило, что Малинов знает его имя-отчество, но, с другой стороны, немного и польстило.
– А я давно вашего звонка жду, – разливался Малинов. – Уж собирался сам вам звонить…
– Нам бы встретиться, Дмитрий Яковлевич, – все еще пытался держать расстояние Сомов.
– А как же! Обязательно! Завтра же. Что у нас завтра – десятое? В половине третьего вас устроит?
– Вполне. Я оставлю вам пропуск.
– Нет, я, к сожалению, не смогу заехать к вам в следственную часть. Давайте лучше вы ко мне, в Министерство обороны, встретимся у центрального входа.
Сомов отметил, что Малинов мягко взял ситуацию под свой контроль. «Ладно, пусть потешится», – подумал.
– Хорошо, в половине третьего у центрального входа.
– А как там наш общий знакомый? – вдруг сам снял недоговоренности Малинов. – Коровьев?
– Коровьев – нормально. Вернее, что может быть нормального у человека, который сидит в Лефортове.
– Да-да… – загрустил Малинов. – Ну ничего, я думаю – ненадолго.
Сомов не стал комментировать этот оптимизм Малинова. Ему вдруг захотелось швырнуть трубку. И хорошо бы прямо в самого Малинова. Беда – не долетит.
– Ну что ж, Вадим Сергеевич, значит, уговорились. Целую, обнимаю.
До встречи Сомов перебирал в памяти все вопросы, которые, как он был уверен, приведут Малинова в полное замешательство. И очень хотел отблеск этого замешательства увидеть в глазах сытого мальчика-мажорчика. Как же он ненавидел всех, кто вылез наверх таким нечистым способом.
