– Это они сделали бы сразу после убийства Салуцкого, – серьезно и трезво сказал Слава. – Помнишь, я о деле Звонарева рассказывал?
– А может, им понравилось, – настаивал я. – Здорово у него с банкиром вышло. Решили еще попробовать. Стрелок-то какой!
– Все понял, – сказал Слава, придвигая к себе лист бумаги. – Значит, надо выяснить в Федерации стрелкового спорта, кто бы это мог быть. Что еще?
– Не забудь про рост, – подсказал я. – И узнай по моргам, не попадался ли им мужчина высокого роста, убитый в последний день-два. Тут могут по-всякому, но наверняка – пырнуть, удавить, отравить.
– Тоже не просто, – вздохнул Слава. – Любой киллер, когда берется за столь ответственное дело, подозревает, что от него захотят избавиться. И потому всегда начеку. Но если что-то подходящее есть – молодой, высокий, сухой, загорелый… так? Сравним с фотороботом, если он получится.
– Здорово начинаешь соображать, – сказал я. – Ну а еще какие-нибудь светлые мысли приходят в твою голову?
– Мои сосуды расширились настолько, – сказал Слава, – что я уже перестаю понимать, зачем нам все это надо. Пусть «старший брат» возьмет это на себя.
– Они висяков не любят, – сказал я.
– А кто их любит? – заскучал Слава. – Только желтая пресса.
– Может, сами позвоним Косте? – спросил я. – Так, мол, и так. Сидим, как мокрые вороны под дождем критики средств массовой информации, и обтекаем.
– Мне, кстати, уже звонили из известных тебе газет, – сказал Слава. – Такие радостные. Как же, еще одно заказное убийство, которое нашим славным органам не по зубам.
– Пошли они… – сказал я.
– Они-то пойдут. И просить не придется. А нам что дальше делать? – снова занудил Слава.
– Так звонить или не звонить? – снова спросил я.
– Сначала пожуй что-нибудь, – ответил Слава. – Он запах через трубку распознает. И почти всегда угадывает.
– У меня не угадает, – сказал я, набирая номер.
Костя был на месте. Сразу снял трубку, будто ждал моего звонка.
– Чего-нибудь нашли? – спросил он вместо приветствия.
– Кого-нибудь еще замочили? – ответил я вопросом на вопрос. И почти явственно увидел, как он сморщился. Не от запаха, нет, который, согласно уверениям Грязнова, передается по проводам.
– Еще нет, – сказал он. – Но что-то в воздухе накапливается. Многие звонят, интересуются, как идет следствие. А вы, значит, тем временем бражничаете…
– Кто звонит? – спросил я. – Банкиры? Финансовые воротилы?
– И те и другие. Включая пресс-атташе. Тебе фамилии нужны?
– Значит, рыльце у них в пуху… – сказал я. – А мы вот тут с известным тебе сыщиком Грязновым поправляем здоровье и недоумеваем, почему нас до сих пор еще не отстранили за профнепригодность.
– Это за нами не заржавеет! – в тон мне ответил Костя. – Фоторобот готов? Насчет баллистической экспертизы я уже слышал. А фоторобот?
Откуда он взял, что мы его готовим? Ведь слова не сказал на этот счет. Мы переглянулись с Грязновым. Он округлил глаза. Что означало: сам впервые об этом слышит, хотя вряд ли он знал, о чем речь.
– Все будет в порядке. Только вот знать бы точно – убийца ли жилец одной старушки или ко всему этому отношения не имеет.
– Займись этим сам, – жестко сказал Костя. – Эта история на контроле у генерального. Ты понял?
Мы поняли. Иначе и быть не могло. Все встали на уши. Косте нужны не формальности, мол, стараемся, фоторобот готовим. Последнее убийство получило слишком скандальную огласку. Пресс-секретаря вице-премьера подстрелили прямо на территории «Белого дома». Это что ж дальше будет? – закатывали глаза популярные телеведущие.
А мы тут бражничаем.
– Намек понял, – сказал я Косте.
Слава глядел на меня.
– Поехали! – сказал я ему, положив трубку. – Нас бросили прямо в водоворот событий, не нами развязанных, теперь будут спорить: выплывем или нет.
Он смиренно кивнул, чувствуя себя виноватым.
– Поехали, – согласился он, с трудом поднявшись из-за стола. – Только куда?
– Пока не знаю. Там сообразим…
Только в дороге я сообразил, куда собрался ехать. К тому самому участковому, про которого рассказывала Фрязину старушка. Уж у него-то глаз наметанный. Уж он-то, наверное, сразу почуял недоброе.
У кого как, а у меня образ советского участкового целиком навеян советскими фильмами про нашу доблестную милицию.
Каково же было мое удивление, когда я встретил Володю Фрязина у порога служебной квартиры, где обитал искомый объект, совершенно грустного и потерянного.
Он ничуть не удивился, заметив нас, и приложил палец к губам.
Мы прислушались. Даже шумовой фон, присущий центру нашей столицы, не мог заглушить храп, доносящийся из-за двери.
– Отдыхает человек, – сочувственно сказал Слава. – Вон как славно храпит. Можно сказать, душу выкладывает после трудового дня и двух, не меньше, стаканов «Брынцаловки».
У Славы глаз наметанный, слух обостренный, нюх стопроцентный, как и положено опытной ищейке, поэтому я не стал перечить.
– И давно тут стоишь? – спросил я Фрязина.
– Да вот как от вас уехал, с тех пор и стою, – ответил он, деликатно отводя нос в сторону от начальственных запахов.
А я, в свою очередь, подумал, что как раз хорошо, что мы с храпящим окажемся примерно в одной кондиции. Легче будет понять друг друга, что пойдет на пользу делу. И в то же время слегка позавидовал Володе как единственному трезвому участнику переговоров трех выпивших сыскарей, пытающихся составить фоторобот неизвестно кого, поскольку до сих пор нет ни малейшего свидетельства причастности этого «высокого, сухого и загорелого» к убийству двух лиц.
– Долго мы тут будем стоять? – спросил Слава, слегка качнувшись.
Вопрос был резонным. Мне тоже надоело смотреть, как Володя нажимает и нажимает на кнопку звонка.
Я пнул ногой дверь. Она туго, но поддалась. Переглянувшись, мы нажали на нее. Наконец в образовавшемся просвете я увидел лежащего сотрудника милиции, издающего уже не храп, а многоэтажные выражения.
В коридоре стояла молодая истощенная женщина с ребенком на руках, которая безучастно смотрела, как мы пытаемся вломиться в ее квартиру, в то время как ее супруг самоотверженно пытается перекрыть нам путь своим телом.
Я не буду приводить подробности, как и какими средствами мы приводили в чувство бессмертную душу участкового, дабы потенциальный наш противник не узнал нашу методику и не воспользовался ею.
Когда участковый Антипенко Николай Иванович окончательно пришел в себя, то оказался молодым, светловолосым старшим лейтенантом в наилегчайшей весовой категории (что и позволило нам открыть дверь, несмотря на его пассивное сопротивление).
