– Понимаем, – весело откликнулся один из них. – А я – Скуратов. Генеральный прокурор. Прошу любить и жаловать.
Парни загоготали, и это навело меня на грустные размышления. Иногда я все-таки бываю неопровержимо прав.
– Вот что, – сказал я. – Везите нас в отдел. Там мы позвоним, и все выяснится. О'кей?
Я понимал: главное сейчас – спокойствие.
Парень, очевидно самый главный из них, подозрительно посмотрел на меня. Долго смотрел. Слишком долго для такого заурядного события, как задержание водителя, превысившего скорость.
Наконец он сказал:
– О'кей.
И мне все стало ясно – последние сомнения исчезли.
– Ну, ребята, – ругался Грязнов. – Вам это так не сойдет с рук. Почему вы нам не верите?
– Рылом ты не вышел, – сказал ему старший. – Поехали! Садитесь в нашу машину.
И он кивнул на «мерседес».
– Одну минуточку, – сказал я. – Поскольку вы уже, можно сказать, сорвали наше важное дело, разрешите мне шепнуть на ухо пару слов своему товарищу. Если можно, конечно.
– Еще чего! – ответил один из них. – На ухо! Так говори, при всех!
Я пожал плечами.
– Что это может изменить? – как можно более безразличным голосом произнес я.
Старший махнул рукой.
– Говори! – Он повернулся к тому, который меня обыскивал, и спросил: – Он чист?
– Чист, – ответил тот.
– Говори! – разрешил старший. – Только быстро.
Грязнов с недоумением смотрел на нас всех.
– Что происходит? – спросил он меня.
Я улыбнулся, положил ему на плечо руку, как бы успокаивая его, и, наклонившись к его уху, шепнул одно слово:
– Портнов.
У Грязнова сверкнули глаза и погасли. Слава Богу, и он наконец понял. Что-то он сегодня соображает медленней, чем обычно.
Тем временем нас уже заталкивали в машину. Действовали наши похитители не слишком вежливо, но они о таких пустяках не заботились. Старший сел рядом с водителем, направив на нас дуло автомата. Второй сел с краю, держа наготове пистолет. Грязнов сидел в центре, а я соответственно с другого края.
– Советую не шевелиться, – предупредил нас старший. – Пуля в лоб обеспечена.
Как– то по-дурацки они себя ведут. Ну совсем не знают, как в таких ситуациях ведут себя нормальные гаишники. Выучили только эту фразу: «Водитель такой-то, немедленно остановитесь!» Наверное, частенько слышали ее в свой адрес.
Глупо себя ведут.
Я был серьезен и непроницаем как танк. Теперь, когда Грязнов понял, что произошло, он тоже успокоился. Когда нужно действовать, я за него не волнуюсь. Оперативник он и есть оперативник.
Мне теперь нужно внимательно следить за тем, как он будет себя вести, и самому не оплошать в нужный момент.
Мы ехали в полном молчании. Старший не спускал с нас глаз и автомата. Тот, с пистолетом, тоже все время был начеку. Я даже не представлял себе, что можно в таком положении сделать, и надеялся на Грязнова. Здесь он посильнее меня будет, это я знал.
Очень спокойно Грязнов сказал:
– Как дела у Малахова?
– Что? – нагнулся к нему старший. – Кто такой Мала…
Договорить он не успел. Грязнов резко наклонился вперед, одной рукой перехватил руку с пистолетом, а другой дуло автомата, задрав его вверх. В то же мгновение я перегнулся через него и, крепко сжав пальцы, ткнул ими прямо в шею того, кто сидел рядом со Славкой. Он икнул, захлебнулся, словно ему резко перекрыли воздух. Очень жаль, но я перебил ему горло. Но не я же напрашивался на это.
– Порядок! – крикнул я.
Грязнов понял, что может отпустить руку с пистолетом. Что и сделал. И тут же обрушил свою освободившуюся руку на голову старшего. Удар был страшен. Тот моментально обмяк на сиденье.
Никто не успел выстрелить. Все произошло в течение пары секунд, не больше. Может быть, даже одной.
Грязнов завладел автоматом, а я пистолетом. Все так быстро переменилось, что водитель, поначалу ничего не соображавший, увидев нас с оружием в руках, вдруг дико заорал и резко нажал на тормоза.
– А-а-а-а! – орал он. – Дяденьки, не убивайте меня!
Ну вот. Теперь мы для него «дяденьки». А совсем недавно?
Но мы незлые. Он небось и не знает, кто мы такие. Думает, лапшу на уши вешали при задержании.
– Не убивайте! – плакал водитель.
– Молчать! – прикрикнул на него Грязнов. – И откуда только таких молодых берут на эту сучью работу?
Он быстро осмотрел того, кто сидел рядом с ним, с краю. И сказал мне:
– Без сознания – вырублен.
Я это и без него знал. Понял в то мгновение, когда ткнул его пальцами в шею.
Водитель продолжал скулить.
– Заткнись! – замахнулся на него Грязнов. – Знал, на что идешь, сука. Так что заткнись, или прикончу.
Водитель заскулил еще громче.
– Тьфу! – сплюнул Грязнов и стал осматривать старшего.
Тот еле слышно застонал, и Грязнов обрадовался:
– Живой, голубь! Замечательно!
И приказал водителю:
– На Петровку, быстро! Заводи!
– Дяденька!
– Я что сказал?
– Отпустите меня, дяденька! – запричитал водитель. – Пожалуйста, отпустите, я больше так не буду…
У меня аж челюсть отвисла.
– Нет, ты подумай, – повернулся ко мне Грязнов. – Ты видал когда-нибудь таких типов, а?
Я навел на паренька пистолет:
– Заводи, кому говорят?
– Я сейчас, сейчас, – спохватился паренек. – Я уже, уже…
И завел машину. «Мерседес» этот заводился с четверти оборота.
– На Петровку, тридцать восемь! – приказал Грязнов.
Размазывая по щекам слезы, водитель включил скорость, и мы помчались.
Приехав на Петровку, водитель снова стал канючить:
– Отпустите, пожалуйста, дяденьки…
Грязнов показал ему на старшего и приказал:
– Бери его на плечи, и пошли!
Мы вытащили тяжелое тело старшего из машины. Юный водитель неожиданно оказался здоровенным детиной. Он довольно легко взвалил на себя бесчувственное тело старшего.
Грязнов посмотрел на него и, вздохнув, покачал головой.
– «Дяденька»… – проворчал он.
Я просто любовался Славкой. И даже гордился им.
Мы вошли в здание дежурной части ГУВД, поднялись на второй этаж. Грязнов подозвал дежурного по МУРу – черноволосого капитана милиции.
