Стас снял обувь. Бедняга Ахмет, думал он, сидел в своей комнате весь день и боялся из этой берлоги нос показать. Весь вечер небось сидел у окна и высматривал меня – иду или нет. Даже дверь не дал открыть.
Он прошел на кухню. За столом спиной к нему сидела, сгорбившись, женщина. Со спины было видно, что лет ей далеко за сорок. Поникшие плечи мелко вздрагивали. На мгновение Стас испытал искушение тоже скрыться в своей комнате и не казать оттуда носа. Но он тут же пристыдил себя.
– Здравствуйте, – сказал он.
Женщина обернулась, и он поразился неожиданной ее молодости. Несмотря на распухшее от слез лицо, женщина была миловидной, и вообще в ней было что-то такое уютное, располагающее к себе.
– Здравствуйте, – повторил он. – Меня зовут Стас, Аленичев моя фамилия. Я – сосед вашего отца. Вы же дочь Макова, да?
Женщина кивнула.
– Да. – Голос ее оказался чистым и глубоким. – Меня зовут Люба. Я уже все знаю. Мне рассказали… в милиции. Только…
– Что?
Она молчала, уставившись в пол. Потом, судорожно вздохнула, подняла голову и как-то безлико заговорила:
– В комнату не могу войти. Только войду – и выталкивает будто что-то. Так весь день и сижу здесь. На кухне. А он… – она головой показала в сторону комнаты Ахмета, – он все время там. Я боюсь его. Он все время сидит там и не выходит. Он там, а я здесь. И мне страшно, товарищ Аленичев. Очень.
– Называйте меня Стасом, – попросил он. – И не бойтесь его. Он сейчас сам всего боится.
Вздохнув, она спросила:
– Скажите мне, ради Бога: неужели папа действительно стрелял в него? Он что – пил?
– Кто вам сказал? – удивился Стас. – Нет, разумеется. Просто… он сильно понервничал. Это был несчастный случай. Понимаете, Любовь Григорьевна?
– Нет, Стас, – покачала она головой. – Расскажите обо всем подробно.
Стас замялся, не зная, с чего начать. Люба сказала:
– Понимаете, там, в милиции, со мной разговаривали так, словно не его убили, а он кого-то. Я понимаю, что если бы это был не мой отец, то, может быть, я ничего не имела бы против этого… соседа, который… из-за которого… Ну, в общем, может быть, я даже и поняла бы его. Но я не могу…
– Я понимаю, – сказал Стас.
– Знаете, он лежит в морге. Я видела. Боже, как он постарел…
У Стаса перехватило дыхание. «Как он постарел», – сказала она. Как о живом.
– Вы поможете мне? – спросила она. – Я никого здесь не знаю. Нужно похоронить его.
– Конечно, конечно, – с готовностью заверил ее Стас. – Конечно, помогу.
– Спасибо.
Они помолчали, потом она попросила:
– Расскажите мне, как все это случилось.
Стас некоторое время собирался с мыслями, а потом, решившись, рассказал все как было, опустив только оскорбления, которыми сыпал Ахмет.
Она слушала внимательно, не сводя с него глаз. К концу своего рассказа Стас вдруг понял, что тоже смотрит ей прямо в глаза. И когда он это понял, то вдруг смутился, покраснел, резко поднялся и, уже не глядя на нее, стал прощаться.
– Вы устали, Любовь Григорьевна. Отдохните, впереди у вас еще много трудностей. Спокойной ночи.
Он собрался выйти, но Люба остановила его:
– Подождите. Я просто… – Она запнулась. – Я уже говорила… Не могу войти в ту комнату. В комнату папы. Может, вы там посидите со мной, пока я освоюсь?
– Вообще-то я должен уйти. Я ведь работаю в милиции, в МУРе.
– Да, мне сказали.
– Ну вот. Сейчас я вернулся за кое-какими документами и должен уходить. А вы можете устроиться в моей комнате, если не возражаете.
– Как это? У вас?
– Ну да.
– А это удобно?
– Разумеется, вполне удобно. Не будете же вы всю ночь сидеть на кухне.
– Но…
– Не спорьте со мной, Любовь Григорьевна. У меня даже есть чистое постельное белье.
– Знаете, – сказала она, словно не понимала, что он действительно спешит. – Меня одно мучает: почему он никогда не говорил мне, что нуждается в деньгах? Он даже присылал мне половину своей пенсии.
– Он присылал вам деньги? – удивился Стас.
– Да, – ответила Люба. – Каждый месяц.
Потрясенный, Стас не знал, что и сказать.
– Знаете, Любовь Григорьевна, – сказал Стас. – Ваш отец был очень хорошим человеком. Я даже немного вам завидую.
– Он умер, – напомнила она ему.
– Да, – сказал он. – Он умер. Он умер, между прочим, защищая честь своей семьи. Вашу и свою. Это не была смерть в драке. Он погиб, если хотите, в бою.
Куда тебя несет, думал он, остановись. И тут же возразил себе: Маков достоин того, чтобы дочь гордилась им.
– Спасибо вам, Стас, – сказала Люба.
– Не за что. Пойдемте, я покажу, где вы будете спать. Поскольку я ухожу, можете спать на моей кровати. Или на диване.
– Лучше на диване, – сказала она.
Покинув Любу, Стас постучался к Ахмету. Сказав ему, что уходит, он попросил его не беспокоить дочь Макова.
– Какой – беспокоить? – разволновался Ахмет, тараща глаза. – Ты что – беспокоить! Зачем мне ее беспокоить? А?
– У меня вопрос к тебе, – понизив голос, сказал Стас. – У тебя знакомые есть в ритуальных конторах?
– Конечно! – тут же горячо ответил Ахмет. – А что это такое – ритуальные конторы?
Стас улыбнулся: ох уж этот Ахмет.
– Ты чего? – спросил Ахмет. – Чего тебе весело?
– Мне не весело, – сказал ему Стас. – Наоборот, я о печальном думаю. О похоронах Макова.
– Так я договорился уже! – вскинулся Ахмет. – Еще днем договорился!
– С кем? – не понял Стас.
– Как это – с кем? С похоронщиками! Деньги дал.
– Ты?
– Конечно. А кто же? Чтобы эта женщина деньги тратила?
– Мне надо было сказать, – упрекнул его Стас. – Хотя чего уж теперь…
– Там уже все готово, – сказал Ахмет. – Осталось только Макова привезти. Когда она скажет, сразу все сделаю.
Стасу пришлось остудить пыл соседа.
– Странный ты, Ахмет, – сказал он. – Не примет она от тебя помощи. Не сможет. Даже если поверит, что ты – от чистого сердца.
– Да? – расстроился Ахмет. – Точно, не возьмет она у меня деньги. – И вдруг радостно хлопнул себя по лбу: – Так у тебя возьмет!
Стас подумал, что ослышался. Хотя ничего уж такого в словах Ахмета не было. Денег у Любы наверняка в обрез, и у него, Стаса, тоже не то чтобы густо. А похоронить – это немалые расходы.
