Мы не одни здесь. Сегодня СОБР прибыл.
У собровцев Фили нет, — встрял в разговор Голованов.
Дошло, — подумав, ответил Грязнов.
Кто-то из троих капнул. В «рафике» было двое, водитель и капитан... — сказал Голованов и вопросительно посмотрел на Славу.
Да нет, мужики. Вместе работали. Ничего такого не замечал.
Когда?
Лет пять-шесть прошло...
Срок, — сказал майор. — В «рафике» мы же не распинались, кто такие, откуда и зачем.
Анекдоты травили, — вставил кто-то.
Про баб! — добавил другой.
При всем желании, если кто-то из двоих капнул, ничего существенного он передать не мог. Но если Филю предупредил его бывший под ельничек, значит, дело нешуточное. Ты же сам, Грязнов, говорил, что Зуб этот — правая рука Пальца.
Слава задумался. История и в самом деле непонятная. Не хотелось ему думать плохо о полковнике За- рецком, но обстоятельства подталкивали.
Черт его знает, браточки, — неуверенно произнес он. — И верить неохота, и не верить нельзя...
Он мне сразу не показался. А у меня на людей глаз — ватерпас!
И ты ему не показался.
Рыбак рыбака видит издалека! — весело отозвался Голованов. — Еще бы я ему показался. Я на него, падлу, как глянул...
Ну ладно, ладно! — прервал майора Грязнов. — Выясним. Сидите и не дергайтесь. Ждите.
На следующий день после похорон Лариса Ивановна позвонила Турецкому и попросила приехать к ней на квартиру в восемь вечера. Александр оказался в затруднении. С одной стороны, было просто по-человечески несвоевременно допрашивать женщину, только что похоронившую мать, с другой — пришло время поставить точку над «i». Он, разумеется, тактично предложил перенести встречу на более поздний срок и встретиться в следственной части, но вице-премьер суховато ответила, что ее мать скончалась пять дней назад и она уже отплакалась. Теперь можно и закончить затянувшуюся историю.
Без пяти восемь Турецкий подъехал к дому в Крылатском, где проживали члены правительства, предъявил охране свое удостоверение, охранник сверился со списком приглашенных, и ровно в восемь следователь подошел к дверям квартиры вице-премьера Стрельниковой.
Квартира ее не была роскошной, как ожидал увидеть Александр, а была обычной четырехкомнатной, правда с улучшенной планировкой, чем, впрочем, сейчас никого не удивишь. Обставлена стандартной мебелью, но хорошего качества, новой, будто только что привезенной из мебельного магазина. Здесь совершенно не чувствовалось уюта. Странно, но будто вселился сюда человек как бы на время, как в гостиницу, поживет и вот-вот уедет.
Здравствуйте, Александр Борисович, — протянула руку вице-премьер.
Добрый день, Лариса Ивановна.
Прошу в гостиную.
Стол был сервирован на двоих. Стрельникова была одета не в темный траурный костюм, а в нарядное, даже игривое платье, плотно облегающее ее стройную фигуру. «Да, — подумалось Александру, — плакаться в жилетку она не будет. Ну и характерец. Действительно, воскресшая Мата Хари».
Вино, кофе, чай? Или вы пьете что покрепче?
Кофе.
Давно хотела познакомиться с вами, — улыбнулась Лариса Ивановна. — Слышала много, но вижу вас впервые.
Если бы был другой повод для знакомства, — вздохнул Турецкий.
А вы донжуан, Александр Борисович!
Моя помощница говорит то же самое, правда, резче. Называет меня бабником.
Как, кстати, она поживает, я имею в виду Лилию Васильевну?
По-моему, очень хорошо.
Так, может быть, и начнем наш разговор с этого, со статьи следователя Федотовой? — перешла к делу вице-премьер.
Начать можно с чего угодно. Со статьи, со знакомств, с женского движения, которым вы, Лариса Ивановна, руководили, с индустрии развлечений, но придем-то мы к одному вопросу, ради которого я и согласился на встречу с вами.
Могли бы и не согласиться?
Мог, и это вам хорошо известно.
Да, я знаю о документе, подписанном генеральным прокурором. Вам разрешено меня допросить.
Я не сомневался в вашей информированности.
Прокуроры приходят и уходят.
Как и вице-премьеры, — улыбнулся Турецкий.
Неужели вы так сильны, Александр Борисович? — помолчав, спросила Лариса Ивановна.
Не будем отвлекаться, — открывая свой кейс, ответил Александр. — Прочтите вот это.
А что это такое? — заметно смутилась Стрельникова.
Копия предсмертного письма Андрея Андреевича Васильева.
Читала Лариса Ивановна медленно, внимательно, но какого-либо волнения, а тем более смятения на ее лице не появилось. Отложив письмо, она неторопливо налила полный стакан вина и выпила.
Я прочла, и, как вы заметили, внимательно. Зачеркнутые строчки вы, конечно, расшифровали?
Пожалуйста.
«Теперь ненавижу. Дьявол в юбке, существо безжалостное, бесчеловечное, не знаю кто, но не человек. Убежден, что если умру...»
Лариса Ивановна прочла почему-то вслух, посмотрела на следователя и покачала головой:
Он был не в своем уме.
Нет. Он был слишком взволнован, — возразил Турецкий.
«Убежден, что если умру...» Он повторяется.
Он возвращается к прежней мысли.
«...что, если умру, главным убийцей будет вице- премьер России. Как жаль Россию, как невыразимо обидно, что на высоком правительственном посту стоит преступница...» — дочитала Лариса Ивановна и положила бумаги поверх письма. — Он сумасшедший.
Андрей Васильев никогда не стоял на учете в психиатричке, — сказал Турецкий.
Дорого бы я вам заплатила за это письмо, но слышала, вы не берете взятки, — помолчав, проговорила вице-премьер.
Правду говорят, есть такой грех, — улыбнулся Турецкий.
Оно, письмо, правда, не имеет доказательственной силы...
Почему же? Если этот документ будет подтвержден иными доказательствами различного рода, свидетельскими показаниями пока еще живущих людей, документами и так далее, это письмо сыграет свою роль.
Откуда звонил мне генерал Пестов?
Из следственного кабинета.
И вы находились рядом?
Разумеется, я проводил его допрос.
Генерал закукарекал? — усмехнулась Лариса Ивановна.
Сразу видно, что вы заканчивали юридический. Закукарекал. И не только он, Лариса Ивановна.
И кто еще?
Позвольте мне до поры до времени не перечислять всех лиц, давших изобличающие вас показания.
