Просматривая списки девушек, давших согласие на выезд за рубеж, Алексей Петрович с удивлением прочел фамилию Дины Аркадьевны Кузнецовой, девочки десяти лет, поинтересовался у Инны Александровны, и та объяснила, что девочка является дочерью Кузнецовой Анны Григорьевны, также отъезжающей за границу. Однако Анне Григорьевне оказалось двадцать три года, и матерью девочки она никак не могла быть, если только не предположить, что родила она в тринадцать годков. Впрочем, такое случается, редко, но случается.
И теперь, открывая дверь небольшого зала, точнее, просторной комнаты на четверых, где собрались девушки для знакомства с господином Дэвисом, Крот нашел взглядом девочку. Она сидела впереди, была худенькая, в темно-русых кудряшках, падающих на лоб, с большими синими глазами.
Здравствуйте! — широко улыбнулся Крот. — Разрешите представиться! Господин Фил Дэвис! Девушки завизжали, захлопали в ладоши.
С вами я познакомлюсь позднее, постараюсь переговорить с каждой в отдельности...
А тебя хватит?! — выкрикнул чей-то озорной голос.
О! Но, но, но! А вы шутницы!
В ответ раздался громкий смех. Можно было бы побаловаться и дальше, но Крот вдруг увидел синие глаза девочки, приметил ее несмелую улыбку и перешел к делу.
Сейчас вы посмотрите киноматериалы о жизни девушек, приехавших на Запад раньше вас, и сделаете свой выбор!
Алексей Петрович включил телевизор, вставил видеопленку. Он в свое время поработал над монтажом материала, и первый кадр, на его взгляд, был ударным, бил прямо в точку. Перед российским посольством стояла на коленях, держа икону в руках, девушка...
Спятила, что ль?
Молится...
Чему молится-то?
Звук давай! — заволновались, зашушукались в комнате.
Пошел звук. Одна за другой возникали на экране телевизора русские обманутые девчонки, и каждая по- своему рассказывала про свою жизнь. «Разрешите... Верните... Простите... Мама, мамочка милая...» — летели по притихшей комнате девичьи голоса. Когда померк экран, опустивший голову Крот услышал легкие пропадающие шаги и шелест одежды. Он поднял голову и увидел девочку.
А ты почему не ушла?
Девочка не ответила, лишь взмахнула длинными ресницами.
Почему с мамой не ушла? — повторил вопрос Алексей Петрович.
Моя мама в больнице.
Кем же тебе приходится Анна Григорьевна?
Она взяла меня из детского дома.
Чем больна мама?
Она пьет, — прошептала девочка.
Отец жив?
В тюрьме...
Алексей Петрович вытащил кассету с пленкой, спрятал в карман.
Пойдем, Дина, побеседуем, — взяв девочку за руку, сказал он.
На стук в дверь люкса открыл Демидыч. На пороге стоял Крот, держа за руку девочку. Он снял грим и стал прежним Алексеем Петровичем Кротовым.
Позови майора, — сказал Крот.
Когда Голованов вышел, Крот очень коротко объяснил ему дело, в котором он, майор, и его друзья участвуют.
Что с ними делать? — кивнул на дверь Голованов.
Отойди, Дина, чуть в сторонку, — обратился Крот к девочке. — Эти падлы, фирмачи и охранники, перепробовали всех. Бабы битые, хрен с ними... Девчушку жаль.
Кто?
Слон.
Может, сдадим?
Сядем сами. Работали чисто, по закону.
Майор посмотрел на девочку, сжал зубы так, что
заходили желваки на скулах.
Тебе надо идти, Леша, — мягко сказал он. — Разберемся.
Слон мой.
Иди, — повторил Голованов, прикрывая дверь.
...Вызванный дежурной по этажу наряд милиции обнаружил следующую картину в люксовском номере на шестнадцатом этаже гостиницы «Интурист»: в гостиной, на ковре, лежали четыре человека с кляпами во рту, аккуратно уложенные рядком, а в спальне сидел прикованный к батарее американский подданный, проживающий в Бельгии, тоже, конечно, с кляпом во рту. Подоспевший доктор определил у пострадавших многочисленные кровоподтеки, переломы челюсти у двоих, у одного оказалась сломанная рука, четвертый был без памяти. Он был кастрирован. Потерпевших отвезли в клинику, где им была оказана медицинская помощь. На вопросы прибывшего дежурного следователя отвечать они наотрез отказались. Один из них, здоровенный парень, с наколками на груди и руках, явно из уголовников, крыл всех подряд заковыристым матом. Ночным рейсом иностранец вылетел в Бельгию.
А Крот приехал домой не один, с синеглазой девочкой Диной.
Мама-а! Принимай внучку! — весело крикнул он с порога.
Вышла мать, посмотрела на девочку, на сына, вздохнула.
Ты же всегда хотела внучку! Вот она. Зовут Диной.
Откуда она взялась-то?
Давняя история, — улыбнулся Крот. — Она потерялась, а я нашел. Правда, Дина?
Правда, — улыбнулась девочка.
Проходи, Динуля! Теперь это твой дом.
Леша...
Потом, мама, потом! Ты лучше накорми, напои и спать уложи!
Сначала в ванну!
Тоже дело, — согласился Крот, проходя в комнату.
Ну, иди ко мне, внучка, — помолчав, сказала мать.
Она погладила девочку по голове:
Диной зовут, значит?
Диной, — прошептала девочка, глянула на старуху огромными синими своими глазищами и вдруг, раскинув ручонки, порывисто прижалась к ней.
Ночью Крот подошел к спящей девочке, поправил одеяло, смотрел на длинные ресницы, на бледное личико, даже и во сне не потерявшее грусти, и вдруг острая жалость полоснула его по сердцу. Неслышно приблизилась мать.
Что я скажу-то тебе, Леша...
Тсс, — прижал палец к губам Крот, выходя из комнаты. — Что?
Когда мыла, заметила синие пятна на плечиках и на спинке...
Пройдут, — закуривая, не сразу ответил Крот.
Ты всерьез или все-таки пошутил? — помолчав, спросила мать.
Всерьез.
Родители-то живы?
Она сирота.
Девочке мать нужна, — строго сказала старуха.
Коли нужна, значит, будет.
Кто-о?! У тебя же все эти... Уж не знаю, как их и назвать!
Не все, мама, — улыбнулся Крот. — Полонская Инна Александровна! Чем плоха?
Да разве она за баламута пойдет?
Побежит! — ответил Крот, обнимая и целуя старушку.
6
Ваня Бурят еще нежился в постели, когда к нему в номер гостиницы «Юбилейная» нагрянул Антон Маевский. Рядом с Ваней лежала девка весьма крупных габаритов.
