— Да? — только и сказал я.
— Да! — Он жестко смотрел на меня. — Так вот. Работник вы способный, к делу своему относитесь довольно профессионально, но вот в личной жизни вы далеко не образец для подражания.
— У каждого свои недостатки, — пробормотал я. — Все мы человеки, так сказать.
— Честно говоря, я не рекомендовал бы вас своей дочери, — упрямо продолжал он. Чего он хочет? Кто же так вербует в свои ряды? — Не нравится мне ваше поведение с женщинами.
— У вас есть дочь? — вежливо поинтересовался я.
Мне показалось, что он вдруг чего-то испугался. Наверное, я слишком заинтересованно его спросил.
— Так вот! — сердито сказал он. — Вы, надеюсь, понимаете, что скомпрометировать вас — дело одной минуты?
— Вы хотите собрать по поводу моего поведения партсобрание? Послушайте, Григорий Иванович, вы только что говорили мне, что я профессионал. Неужели вы думаете, что я не понимаю, куда вы клоните? Неужели вы всерьез полагаете, что меня можно запугать и взять на туфту вроде аморального поведения? Вы хотите мне что-то предложить, так валяйте, предлагайте, что вы кровь портите и себе и людям?
— А с чего это вы взяли, что я хочу вам что-то предложить? — недоверчиво посмотрел он на меня.
— А тут гадать особенно не надо, — ухмыльнулся я. — Раз вы не убили меня сразу после свидания с Аничкиным, несмотря на все ваши тайны, которые в результате этого рандеву мне открылись, значит, вы хотите, чтобы я вам в чем-то помог. В конце концов, мы делаем одно дело, мы охраняем закон, хоть и находимся в разных ведомствах.
Осторожней, Турецкий, не перегибай палку. Как бы она тебя по хребту не ударила. Но впечатление было произведено, я это видел.
Петрову явно понравилось то, что я сказал. Вся штука была в том, что я медленно подготавливал его к мысли, что Турецкий способен на предательство и не прочь отхватить свое при дележе возможного пирога.
— Что вы знаете о Стратегическом управлении? — неожиданно спросил меня генерал.
Вот оно, началось. Ну, Турецкий, перекрестись мысленно — и в бой.
Глядя генералу в глаза, я медленно ответил, выделяя чуть ли не каждое слово:
— Я знаю, что Стратегическое управление — это организация людей, которая озабочена судьбой страны. Я не знаю, есть ли в этой организации устав, но мне кажется, что это солидная организация со своей жесткой иерархией и, очевидно, дисциплиной. Стратегическое управление активно участвует в общественно-политической жизни страны. Люди, которые входят в нее, считают, что за ними — будущее.
Все время, пока я говорил эту фашистскую бредятину, он смотрел мне в глаза, а я — ему. Так мы и сидели, как два человека, которые затеяли смертельную игру и знали, что делали, а слова были только сопроводительным материалом.
Все так же не сводя с меня глаз, он спросил:
— А вы как думаете?
Я был готов к этому вопросу.
— Обычно — головой, — ответил я.
Строго говоря, я рисковал. Генерал вполне мог обладать настолько развитым чувством юмора, чтобы догадаться, что, противопоставляя себя членам Стратегического управления, я как бы намекаю, что они, члены, думают, в отличие от меня, не головой, а совсем другим местом. Да и что с них, членов, взять? Но он не догадался. И правильно. Человек с развитым чувством юмора не может стать генералом.
— Вы согласны с тем, что управление заботится о будущем страны? — требовал от меня генерал ответа.
Нельзя же быть таким настырным.
— По-своему — да, — осторожно ответил я.
Он кивнул. Вроде его удовлетворил такой ответ.
— Как бы вы отреагировали, — снова взялся он за свое, — если бы мы с вами стали сотрудничать?
— Кто это — мы? — невинно смотрел я на генерала.
Пусть попыжится. Пусть не будет никаких недомолвок. Пусть колется.
— Стратегическое управление, — спокойно ответил мне генерал Петров.
Еще немного, и ты, Турецкий, добьешься своего.
— Каким же вы видите наше сотрудничество? — недоверчиво ухмыляясь, спросил я.
Впервые за все это время он улыбнулся. К тому же и вздохнул с плохо скрываемым облегчением.
— Я знаю, что вы расследуете несколько убийств, которые были совершены в последние дни. Речь идет о высокопоставленных людях.
Я изобразил недоумение:
— Откуда вы это знаете?!
Он даже отвечать не стал, только небрежно отмахнулся — не задавай, мол, глупых вопросов, мальчик.
— Так вот, — продолжил он. — Я скажу вам, кто убил Смирнова.
— Вот так просто, да? — вырвалось у меня.
— Да, — спокойно кивнул он. — Причем это не подставка, а действительный исполнитель. Убийц остальных я вам дать не могу — просто не знаю их. Можете сами их искать, а можете доказать, что это тоже сделал тот самый человек, на которого я вам укажу. Как хотите.
— А что я должен сделать? — спросил я наконец. — В смысле взамен?
— Я скажу, не торопитесь, — ответил мне Петров. — Но прежде чем мы договоримся, скажу еще кое-что: вы не пожалеете, Александр Борисович, если свяжете свою жизнь с деятельностью нашей солидной и авторитетной организации. Тогда вы многого добьетесь. Хорошие работники, профессионалы, нам всегда нужны, а мы, в свою очередь, подумаем о вашем будущем. Что скажете?
— Ура, — пожал я плечами, — наконец-то хоть кто-то будет думать о моем будущем.
Он снова улыбнулся:
— Итак, я, пожалуй, начну говорить о том, чего мы хотим от вас, Александр Борисович.
— Слушаю.
— Представьте себе Аничкина на свободе, — сказал он наконец вожделенные слова, и сердце мое запело, готовое выскочить из груди.
Он, видимо, заметил мои вспыхнувшие глаза, но, слава Богу, понял все по-своему.
— Не торопитесь, — предупредительно поднял он руку. — Никто просто так не собирается выпускать Аничкина. Это было бы в высшей степени глупо. Есть иные варианты…
Уйми свои эмоции, Турецкий. Веди себя прилично, пусть люди радуются, что раскусили тебя. Доставь генералу эту радость, что тебе стоит?
Я снова сделался глуповатым.
— А как же быть? — спросил я. — Ведь обвинения не предъявлено. Знает он, похоже, много. И держать его в любой момент под рукой было бы, конечно, замечательно. Для следствия. Но вот опять же и жена его, Таня, просила… Мне бы хотелось выполнить ее просьбу. Надо бы как-то освободить человека…
— Да уж, — усмехнулся генерал, и я был неприятно поражен: как давно они за мной следят?
— Но вот каким же образом Аничкин может оказаться на свободе? — спросил я. — Разве что сбежит из Лефортова?
Нормально, Турецкий! Человек, организующий побег, не станет первым об этом заговаривать. Осталось совсем немного. Чуть-чуть. Вот сейчас этот долбаный генерал откроет рот и скажет то, ради чего я и затеял всю эту мутотень.
