— Костя, откуда в тебе этот жуткий садизм? — Турецкий даже волосы взъерошил, чтобы показать, как страшен рассказ Меркулова.
— Не паясничай, Саша, — печально сказал Костя. — Я ведь ничего не выдумываю, и ты прекрасно это знаешь.
— Знаю, конечно. Точнее, слышал. Впрочем, слышал и другое: подобные организации существуют во всех так называемых цивилизованных странах. В той же Америке… Да возьми хоть их десантников…
— Я же не про то! — поморщился Меркулов. — Я тебе рассказываю, чем занимались до последнего времени студенты в «Урожайной». Эту их контору прикрыли только в прошлом году. Но люди-то, Саша, живы! И этот твой рыжий, и тот чеченец, и многие другие живущие там месяцами и пользующиеся самыми доподлинными документами. Вот в чем дело. Слушай дальше. У истоков этой школы стоял один из заместителей начальника управления кадров КГБ, небезызвестный нам генерал-майор Поселков Николай Николаевич, очень заметный такой мужчина. Теперь о Волкове. Прежнее звание — майор госбезопасности. По работе характеризовался как личность волевая, хороший исполнитель, да, именно в этом самом смысле. Поскольку официально школы не существует, высказано мнение, что он мог быть оставлен в качестве координатора. Владеет тонкостями своей профессии в совершенстве. А ты — «грызун». Твое счастье, что не нужен ты ему был.
— Костя, — вдруг хмыкнул Турецкий, — а он случаем не голубой? Нет у них таких сведений?
— Ну скажи пожалуйста! — всплеснул руками Меркулов. — Откуда вы все наперед знаете? Ну кто сказал?
— Костя, я подумал об этом, когда увидел, как его кривоногая секретарша потерлась лобком об угол письменного стола, а его всего перекосило, бедного. Но не понял причины. А сейчас, когда ты сообщил о решительном его характере, понял: против природы никак не попрешь. И никакой характер не спасет. Ну ладно, а что мы имеем с сына? Его Алексеем Николаевичем зовут. «Мостранслес», президент.
— Роль сына выясняется, — коротко ответил Костя. — Пока все. И последняя информация для твоих размышлений. Гена сказал, что не исключено следующее. Обыском и тотальной проверкой документов, который учинил Федоров по моей санкции, весьма обеспокоены…
— Костя, — изумился Турецкий, — так, значит, это твоих рук дело, а вовсе не Юркина самодеятельность? Когда ж вы договориться успели-то?
— Не понимаю, ты что, пьян был, когда рассказал мне о том чернобородом, удравшем от тебя на малиновой «девятке»?
— А-а, ну да, — кивнул Саша. Он мог бы застрелиться, доказывая, что никому об этом эпизоде не говорил. — Тогда мне все понятно… А чего ж он тогда на министра ссылался? Ведь проверят, конфуз будет.
— Проверят, когда тот из Финляндии вернется. Газеты надо хоть иногда читать, уважаемый следователь. Короче, ФСБ засуетилась, хотя никаких претензий к МУРу высказано не было. Поэтому, повторяю, Гена считает, что нельзя исключить появления у нас в конторе твоего приятеля-лазутчика от генерала Петрова.
— Это почему ж он стал моим приятелем? С каких это пор?
— А вот это обстоятельство как раз неплохо было бы выяснить. Займись. Кстати, материалы, связанные с Волковым, видимо, придется им передать. Для ССБ, то есть опять-таки для Гены. Очень не хотят они выпускать из собственных рук любую информацию о себе. Имей в виду и не спорь. Подумай, что можно вытребовать от них взамен. Киллеров, надо понимать, они нам тоже не отдадут, уберут сами, ведь после такой засветки хлопчики подписали и свой приговор. Значит, будем считать, что и Кочерге, и твоему Семену не повезло… Политика, едрит ее в корень!..
— Костя, а нам же нечего им передавать! Отпечатки пальцев? Машину? Но она — вещдок и к Волкову прямого отношения не имеет. А дела об убийствах, ну ладно, пока об одном убийстве Семена Червоненко мы ж не вправе прекращать, пока убийца ходит где-то на свободе. Ну а что касается нашего «грызуна», то пусть они сами его действительно разрабатывают, тут я согласен на все сто, — кому сдавал машины, почему пользовался фиктивными фамилиями, зачем держал подставные лица и тому подобное. Только на кой хрен им все это самим-то надо?
— Я передал тебе соображения Гены. Этого пока достаточно.
— Пока да. Но что я буду делать уже сегодня вечером? Сидеть сложа руки в собственном кабинете и ожидать прихода лазутчика?
— Зачем же? Тебе надо готовиться срочно вылететь в Германию. — Костя сказал это как о само собой разумеющемся.
— И когда ты намерен отправить меня наконец в отпуск? Вместе с семьей?
Меркулов замялся, отвел глаза в сторону.
— Ясно, — сказал сам себе Турецкий. — Снова подставка. И лететь тебе, Александр Борисович, вовсе не в отпуск, а в служебную командировку. Господи, как они все мне надоели, если бы ты только знал!
— Давай обойдемся без аффектации, — спокойно заметил Костя. — Советую поехать сейчас отдохнуть, вид у тебя неважный. А завтра мы все подробнейшим образом обсудим. Учти, что официально ты все-таки уходишь в отпуск, да-да. Официально! — Костя воткнул указательный палец в потолок, подобно Маркуше. — А теперь свободен. Не забудь сообщить коллегам из МУРа, что Волкова мы передаем в ФСБ. Свободен.
6
Турецкий с размаху ударил кулаком по полированной столешнице.
— У-у, зараза!
Потом сел и придвинул к себе телефонный аппарат. В это время раздался звонок: кто-то успел опередить его. А Саша думал, как сообщить в Ригу о своем внезапном отъезде якобы в отпуск.
Телефон настырно звонил, и Турецкий поднял-таки трубку. Голос «лазутчика» узнал сразу. Тот зачем-то стал интересоваться успехами расследования дела Алмазова. Совсем прокололся, ну почему же так грубо? Ведь уже всем, даже профессору Марковскому, известно из газет, что убийца Алмазова установлен, ну и так далее. Ай-я-яй, коллеги! Что же вы нас за дураков держите? Вот примерно такой внутренний монолог произнес Турецкий, прежде чем решительно перебить ненужный словесный понос «лазутчика» и предложить тому подъехать, чтобы получить кое-что любопытное по их части.
Положил трубку и стал снова раздумывать, как сообщить Ирине, что отпуск опять откладывается. Новый звонок прямо-таки взбесил его. Но, услышав голос звонившего, остыл. Это был Олег.
— Ну? Что же молчишь? Ни тете спасибо — ни дяде здравствуйте? Как настроение? Чем занят?..
Вопросов было так много, что Саша решил придерживаться средней линии: все в норме, настроение нормальное, тетя хорошая, дяде большое спасибо за доставленное удовольствие, чем помочь в свою очередь?
Олег выразительно хмыкал в трубку, как бы подчеркивая свое удовлетворение от того, что сделал другу приятное. Но за этим виделось Турецкому совсем другое: он же наверняка радовался, что вот так, запросто, купил своего «друга и учителя» с потрохами, ведь имея в руках такой компромат… И Олег будто почувствовал настроение Саши.
— Ладно, старик, все это пустое. Понравилась баба — и ладно. Ты мне нужен, вернее, твой совет, совсем для другого. Не занимаю твое дорогое время?
