— Но и это, Саш, далеко не все…
Турецкий это знал.
— Между Алмазовым и Санишвили возник конфликт. В марте, то есть буквально следом за Сергеем Егорычем, в Цюрихе замечен и Санишвили. Он, естественно, узнал, что с их общего счета снято четыре миллиона долларов, два из которых ушло на покупку дома в районе Альп, это недалеко от Мюнхена, а два другие потрачены на организацию школы молодых менеджеров. Это уже у нас. На стипендии, оборудование и прочее. Итак, крупная недостача, возникшая по вине одного из партнеров, — и между недавними друзьями и единомышленниками возникла драка…
Нет, сидеть истуканом на стуле Турецкий больше не мог. Он встал и подошел к широкому окну, выходящему на набережную. Достал сигарету, закурил, пустив струйку дыма в открытую фрамугу. Почему-то вдруг представилась живописная панорама Москвы, но не та, что разворачивалась перед ним сейчас, а та, другая, из октября девяносто третьего, когда кто-то наверняка стоял на этом же месте, глядел на это гигантское открытое пространство, еще не огороженное металлической оградой, и ждал, когда ударят снаряды танковых пушек по сидящим рядом защитникам «Белого дома»… И вдруг Саша почувствовал какое-то странное раздвоение: то есть он был сейчас здесь, в кабинете Олега, и слушал его рассказ, и понимал, — странное дело! — что когда-то с ним уже происходило нечто подобное, и этот рассказ он слышал, и финал его трагический знал наперед, и, больше того, даже видел некий выход из данной ситуации, причем выход совершенно потрясающий, но… Какой-то затык в мозгах… не вспоминалось никак…
А с другой стороны, эта площадь. Костины страдания… Да при чем здесь Меркулов?! Их всех тогда бросили на бесчисленные «дела» белодомовцев, которые — все до единого! — кончились шпиком, а одного генерала даже оправдали… Кому нужен был этот безобразный, дешевый спектакль?! И почему всех их превратили тогда в соучастников дерьмовой игры политиков?
— Разборка, если ты меня слышишь, Саш, — и он обернулся к Олегу, — продолжается по сей день. Мой источник уверяет, что в данной ситуации недалеко и до пули в лоб. Начнем с того, что возникли серьезные проблемы предвыборного финансирования партии прогрессистов, возглавляемой, как я сказал, мадам Кармен, или в миру Максимовой-Сильвинской. Во-вторых, что особенно важно, зафиксирован телефонный разговор, хотя разговором в прямом, обывательском смысле слова его назвать никак нельзя, это скорее крик, скандал, что угодно… Надежда, жена Санишвили, как мне сообщили, «криком кричала», что им надо немедленно убираться отсюда, из Москвы, либо в Тбилиси, либо на край земли, хоть в Америку, потому что их обязательно «достанут» грязные лапы сообщников Алмазова… Ну как тебе это? Если после всего, что я тебе рассказал, ты хочешь знать мое мнение, пожалуйста: я не исключаю, к примеру, что, собираясь удрать куда-нибудь за границу, в Европу или в Штаты, сам Отари нанес упреждающий удар и организовал бывшему другу и партнеру похороны по первому разряду. Разумеется, для твоего следствия все мною сказанное лишь слова, слова, слова… Их к делу не пришьешь. И тем не менее, Саш, чтобы в этой ситуации самому ни за что ни про что не схлопотать пулю, я настоятельно советую тебе любым образом откреститься от этого дела.
Турецкий уже забыл, в который по счету раз Олежка настоятельно советует ему отказаться от расследования. Что это у него, мания такая? А дальше как быть, передать дело более свободному коллеге? И что добавить при этом? Боюсь, мол, пулю схлопотать? А ты, значит, не бойся, с тобой ничего не должно случиться… Странная какая-то ситуация…
— Ну хорошо, Олег, я тебя понимаю, как и твое опасение за мою жизнь. Спасибо. Кому ж еще меня и пожалеть-то, как не тебе! Но сам же ты не боишься воевать с мафией? Или у тебя с ней имеются определенные договоренности?
Сказал вот, вернее ляпнул, не сильно подумавши, а зря: Олег сразу как-то посмурнел. Стал даже внешне суше и строже. Унес бутылку в бар, а пустую тарелку поставил на холодильник. Словом, походя навел некий порядок. Неожиданно обернулся и невесело заметил:
— Я, Саш, совсем другое дело, тут ты правильно понял, хотя и не совсем то. На меня работает целый аппарат гвардейцев…
Несколько запоздало Турецкий сообразил, что рандеву закончено. Сказать Олегу спасибо и удалиться? Или пообещать послушаться его совета? Смутное какое-то ощущение сложилось у Саши от доверительного разговора с Олегом. Несомненно одно: знает он гораздо больше, чем говорит. Но… его же невозможно вызвать в прокуратуру на допрос и начать «раскалывать». Значит, надо изобразить на лице, что ты все понял, сделать дяде ручкой — и адью!
Что Турецкий тут же и продемонстрировал.
11
Меркулов выслушал сообщение, не прерывая.
Саша нашел удобный телефон-автомат возле овощного магазина, напротив храма Вознесения у Никитских ворот.
— Мне не нравятся эти твои мистические источники, Саша, — высказал наконец свое резюме Костя, когда Турецкий поставил в своем не совсем логичном рассказе точку. — У нас все-таки не частный сыск, и то, что годится, скажем, для твоего Грязнова, не проходит в прокуратуре. И еще, ты меня, конечно, извини, но все это какие-то детские игры: Кармен, Хозе, черт знает что такое…
— Костя, я своему источнику доверяю, понимаешь? И никакого Хозе нет, не выдумывай.
— Тем не менее я попрошу тебя обойтись без художественной самодеятельности. Никто не сомневается, что твоего Алмазова окружали мафиозные личности, что его соучредители могут быть жуликами. Но нам, Саша, нужен конкретный преступник, убийца. Если мы всю эту компанию возьмем в разработку через уголовный розыск, мы же их немедленно вспугнем, неужели неясно? Ни для кого не секрет, что половина нашей доблестной милиции состоит на службе у подпольных бизнесменов. Ну ладно, и ты, и я, может быть, скажем, уверены в молодцах Юры Федорова, да и то по выбору. А вот уже о Главном управлении угрозыска министерства я даже заикаться боюсь…
— Костя, слушай, а ведь это идея! А что, если нам подключить Грязнова с его командой, а?
— М-да… — задумчиво протянул Костя. — Только честно, ты сегодня еще не успел… того? Закусить?
— Ну, Костя…
— Странно. А то твои предложения навевают некоторые мысли.
«Вот же зараза какая! Ну то, что Ирка меня на расстоянии вычисляет, еще как-то понять можно: жена все же. А Костя? Он-то с какого родственного бока взялся? Тоже мне Вольф Мессинг!..»
— Во-первых, подключать, как ты предлагаешь, частную контору к этому уголовному делу мы не имеем права. А во-вторых, позволь поинтересоваться, ты что, миллионером стал? Состояние из Америки получил? Ты чем собираешься расплачиваться?
— Все, Костя, можешь не продолжать, ты прав. Про деньги я совсем запамятовал… А что касается моего источника, то уж, так и быть, скажу, а то ведь ты всю ночь размышлять будешь. Это Олежка, небезызвестный тебе младшенький нашей Александры Ивановны Романовой. Знаешь такую?
— Ах, вон кто! Шурин сын… Ну что ж, тогда… — Костя выдержал паузу, соответствующую его прокурорскому рангу. — Тогда совсем другое дело. Я-то решил, что сведения от каких-нибудь фирмачей, самих по уши завязанных да замазанных… У тебя имеются какие-нибудь данные на этого… Санишвили?
