Умница Олег сразу усек Сашины аналогии, хоть и ничего особенно сказано не было, и сам немного посмурнел. Но лишь на миг.
— Не вопрос, — откликнулся он. — Было бы желание, как говорят. Тебе чего-нибудь горячего? Или устроят бутерброды?
— Ой, да что ты! — замахал Саша руками. — Не заводись, ради Бога. Конечно, бутербродик, если таковой отыщется…
— Отыщется!
Олег вышел в приемную и открыл холодильник. «Господи, — мысленно возопил Турецкий, — помилуй мя грешного! Куда попал! Достоин ли?!..» Через минуту он вернулся в кабинет, неся на большущей тарелке бутерброды. Парочку из них — с осетриной, вкус которой стал почему-то забываться, — Саша срубал сразу. И пока Олег резал от большого куска розовое, аппетитно выглядевшее мясо, нечто вроде не менее забытого, но такого распространенного в Сашины студенческие годы ростбифа, который в любом кафе подавали почему-то всегда с зеленым горошком, а теперь вовсе не подают, Турецкий обошел кабинет, разглядывая корешки многочисленных книг на полках — все в основном законы, всякие акты, труды по юриспруденции, и понял, что в таком заведении действительно о пустяках думать не должны. Да и времени нет.
— Между прочим, если бы ты согласился перейти в наше ведомство, — будто между прочим сказал негромко Олег, — и у тебя давно был бы подобный кабинет. Ну, может, чуть-чуть поменьше. Но ведь мы же гордые!..
Саша удивился. Это когда же его приглашали идти служить в «Белый дом»? А может, он был настолько пьян вчера, что пропустил мимо ушей заманчивое предложение? Странно… Не помнил он такого приглашения… Но, с другой стороны, и отрицать сейчас — значит указывать, что он вообще ничего не помнил. Допился, значит… Уж во всяком случае, перед Олегом-то особой нужды выпендриваться нет, но… как раньше учили: у советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока… Поэтому, надо полагать, что такое предложение было сделано и гордо отвергнуто. А если следователь Турецкий кому-то сильно нужен, пусть повторят попытку. Вот тогда и подумаем…
На письменном столе Олега — огромном и практически пустом — стояли в одинаковых позолоченных рамках несколько фотографий. Это Турецкий уже наблюдал. Когда летал в прошлом году в Америку, на курсы повышения квалификации и обмена опытом, их несколько раз вывозили из полицейской академии, что в штате Виргиния, в различные представительства и крупные фирмы. Там, в скромно-шикарных кабинетах боссов проклятого американского империализма, он и видел подобные штучки. Фотографии родных и близких в рамках на столах — это как бы моя близость к семье, ячейке общества, а следовательно, и к простому избирателю… Чудно тогда показалось: все-таки семейное — для семьи, а не на всеобщее обозрение. Но тут Саша подумал, что наверняка в кабинете у Олега нередки высокие гости из близ — или далее лежащего окружения, а им, возможно, этакая семейная приязнь хозяина кабинета как раз и должна бы импонировать.
Он снова взглянул на расставленные фотики и подумал, как причудливы повороты судьбы. Вот — Кирилл, старший брат Олега, — верхом на мотоцикле, босой, в грязной майке, взъерошенный… Он будто вышел из того, вчерашнего похмельного полусна — неслух и заядлый автогонщик, который, если бы захотел, мог достичь многих высоких ступеней в этом совершенно диком для Турецкого виде спорта. Или жизни? Ну, может, не Сенна или Шумахер, но все-таки! А он закончил экономический факультет МГУ и занимается финансами, представляющими, по мнению Саши, наиболее скучную сферу человеческой деятельности. Правда, Олег более нежели намекнул, что Кира теперь тайный агент в ведомстве господина академика, как они иногда называют Службу внешней разведки.
А на другом снимке они оба — братцы. И Турецкий с ними. Это их Шура «щелкнула», когда они в Тарасовке в футбол играли… Сон, что ли, в руку?
— Олежка, сколько вам здесь?
— А? — он подошел с ножом в руке, исподлобья взглянул на фотографию, прищурился и хмыкнул: — Мне — семнадцать, значит, Кире — двадцать два… Ну а ты у нас — старикашка… Это мамуля нас, помнишь?
Саша кивнул:
— Ну да, и я, старый болван, гонял с вами мяч, словно мальчишка! Смотри-ка! — Это он обнаружил еще одну «историческую» фотографию, где они, то есть он сам и Кирилл, сняты на фоне уникальной находки — белого гриба весом не то полтора, не то два килограмма, который нашел все-таки не Турецкий, а Кира. Но как было не примазаться к чужой славе!..
— Ага, — быстро отреагировал Олег. — Это ваш с Кирой знаменитый трофей, который так никто и не попробовал. Потому что пока его демонстрировали соседям и всем заинтересованным лицам, бедняга гриб зачервивел и насквозь провонял. Вот единственное свидетельство и осталось… Ну ладно, Саш, осмотр Третьяковской семейной галереи откладывается на потом, а вот тебе еще легкая закусь, — он придвинул тарелку с тонко нарезанным розовым мясом, — давай по рюмочке, и — к делу. У меня сегодня тоже на вечер кое-что намечено важное. Идет? Ты не обидишься?
— Да Боже мой, о чем ты говоришь! Я тебе и так благодарен, Олежка!
Они тут же тяпнули по рюмке хорошего коньяка, и Саша, сунув в рот трубочку нежного мяса, полез в карман за блокнотом и авторучкой.
Олег отошел к окну, закурил и, обернувшись, вдруг сказал с нарочитой будто бы серьезностью:
— Магнитофон прошу не включать и записей в блокноте не делать. Даю тебе, Саш, честное слово, что и своих устройств, которых, как ты понимаешь, тут хватает, я тоже не включаю.
Он улыбнулся. А Турецкий убрал ручку с блокнотом.
— Впрочем, на память тоже не жалуюсь, — заметил он как бы между прочим.
— Ты, возможно, не совсем правильно понял меня, — спокойно, хотя и с легкой назидательностью, сказал Олег. — Сведения, которые от меня получишь, — сугубо конфиденциальные. Усек? И я почерпнул их из неофициальных источников. Один из которых занимает слишком высокое положение в государстве, чтобы мы его засветили. Даже нечаянно. Не обижайся, но и фамилию — и его, и других, на кого буду ссылаться, я тебе назвать не смогу. Они мне нужны больше, чем тебе, Саш… Да ты закусывай, не стесняйся.
А он и не стеснялся: когда еще на халяву этакая закусь перепадет!.. Но это все так, разумеется, для бравады. На самом же деле Саша был уверен, что по пустякам Олег не стал бы устраивать для него спектакль. Значит, есть нечто такое, чем пользоваться придется, но с великой осторожностью. Нет, все-таки не любил он этих условий!
— Значит, сперва, Саш, обрисую общую картину. Начну с того, что сегодня, то есть в реально сложившейся исторической обстановке нашего государства, работа банковских структур в основе своей идет под патронажем тех или иных бандитских группировок. Как это ни клеветнически звучит, ты меня понимаешь?.. На этот счет действительно не стоит заблуждаться: дескать, мафия — все же не коммунисты, и уж они-то никак возврата к старому не допустят. К сожалению, все далеко не так. Для преступников сегодня настал поистине «золотой век». Деньги гребут уже даже не миллиардами, а триллионами рублей. Кстати, просто для сведения, хотя ты, возможно, уже знаешь эту цифру: в прошлом году они поимели лишь на теневых операциях полтора триллиона рублей. Цифра, как говорится, самая последняя. Так вот, рубли, как ты понимаешь, нынче уже не цель. В дело пошли, причем в гигантских суммах, и доллары, и марки, и франки, и фунты. И если в мафиозных структурах провести сегодня социологический опрос, как это любят делать вот тут, рядом, на нашем бывшем Калининском проспекте, то основная масса заявила бы, что прямо-таки мечтает возвратиться к командно-распределительной экономике. Знаешь почему? А так им проще действовать. Не будет той конкуренции, что давит сейчас. Но если ты приглядишься к этим людям, Саш, а ты их, конечно, не раз видел, встречал, даже руку пожимал, что мне приходится делать ежедневно и порой ежечасно, — в силу сложившихся в нашем государстве обстоятельств, как ты понимаешь, — словом, ты увидишь, что под твидовыми пиджаками и французскими сорочками от какого-нибудь де Ниро или Кардена светятся все те же пресловутые наколки: «Не забуду мать родную!» И во рту у большинства еще сияют золотые фиксы, поскольку они не успели понавставлять себе фарфоровых челюстей. И в этих рядах одно из видных мест занимал, Саш, твой Сергей Егорович Алмазов. Как это ни противно будет тебе услышать. Вот так, дорогой. Он сумел раскрутить гигантское финансовое дело — создал целую банковскую империю. А результат — вот он… В гробу. Так что я, из самых, поверь, лучших побуждений, готов только повторить тебе уже сказанное сегодня утром там, в Останкине: Саш, это невероятно трудная и вовсе не следственная проблема. Постарался бы ты не лезть в эту тухлятину, ей-богу, Саш…
