Не прошло и пяти минут, как бегуны начали сближаться. Олег двигался довольно легко, не глядя перед собой. Поэтому, когда до столкновения оставалось не более трех шагов, Саша снова окликнул его. Олег дернулся, резко остановился, но, увидев Турецкого, вопросительно вскинул брови и продолжил бег на месте. Саша остановился и, тяжело дыша, сделал несколько широких движений руками, устанавливая дыхание. «Черт возьми, — подумал мельком, — все-таки надо заботиться о здоровье. Никуда не годится такая дыхалка…»
— Ты чего это, Саш? — Было похоже, что Олег немного растерялся. С чего бы это? Турецкий внимательно посмотрел на него, отметив, что лицо Альки изменилось со вчерашнего дня. И еще не понимая, в чем дело, сказал:
— Ты мне сейчас очень нужен. И по весьма серьезному делу. Считай, даже секретному. Ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос: почему у нас в стране идет постоянный и, я бы сказал, целенаправленный отстрел банкиров? В чем тут, по-твоему, дело?
У Олега от неожиданности — или идиотизма постановки такого вопроса в семь утра? — отвисла челюсть. Он даже топтаться на месте перестал.
— Ты-ы… что, серьезно? Что с тобой случилось, Саша?
— Погоди, — остановил его Турецкий жестом ладони, — не торопись удивляться, даже если сказано и по-дурацки. Я понимаю, и время не самое подходящее, и обстановка, но я очень спешу, понимаешь? Если ты еще не добегал свое, давай я к тебе пристроюсь, и поговорим на бегу, хочешь? — И тут он вдруг понял, отчего изменилось лицо Олега: — Слушай-ка, а зачем же ты свою гордость-то уничтожил? Усы сбрил…
— Какие усы? А-а, ну да, а что, нельзя? — Он хмыкнул. — Надоели, и сбрил. Как говорят, портрет лица для лежания в гробу создавать вроде еще рано, поэтому можно экспериментировать… Но зачем бегать? Давай сядем, да хоть на то вон бревно, и рассказывай, в чем дело. А ты сам что же, ночь не спал, размышляя, почему их убивают?
— Положим, ночь-то я спал… Вопрос же вот с чем связан. Мне вместо обещанного отпуска вчера перед сном новое дело подсунули. И чтобы хоть как-то успеть прихватить солнышка, я обязан раскрутить его в минимальные сроки, понимаешь? А финансовая сторона, банковские разборки — для меня темный лес, поскольку все мои познания в лучшем случае укладываются в несколько страничек бухучета и статистики. Новое же дело, насколько я понимаю, касается финансовых взаимоотношений, а не уголовных разборок. И последнее. Ты, как я знаю, воюешь с мафией, которая по всем прогнозам превращается в гидру мирового терроризма…
Олег засмеялся:
— Вон как крепко усвоил доперестроечную науку!
— Да как же, забудешь ее!
— Ну ладно, с тобой все понятно. Постараюсь буквально за пятнадцать минут, это все, что могу предложить тебе на сей раз, изложить, впрочем, опять-таки весьма тезисно, некоторые аспекты интересующей тебя проблемы. Садись и слушай, а я буду приседать и прыгать, не обращай внимания. Устраивает такой вариант?
— Вполне. Для начала. Но потом…
— Понял. О'кей. Так вот. Убивают не только банкиров. Убивают тех, у кого много денег. Сегодня у нас в стране нет полностью чистой экономики. Произошла ее тотальная криминализация. Более девяноста процентов частного бизнеса так или иначе связано с миром бандитов. Вот и в банковской среде сейчас много людей, замешанных в делах, которые мы называем нелегитимными или преступными. Но виновны в этом не отдельные чиновники, как вещает наша демократическая пресса, а сама структура государства… Я уверен, что не открываю тебе Америку, поскольку истины широко известные и даже в какой-то степени банальные. Как, впрочем, и причины убийств банкиров…
Олег дважды резко присел, распрямился и устроился рядом с Турецким на бревне. Ладонями пригладил волосы на висках, стряхнул с адидасовской куртки невидимые пылинки. Турецкий позавидовал его свежему внешнему виду: никаких следов вчерашней попойки. А ведь помнил, как его штормило, когда он выходил. А вот у самого после короткой пробежки вдоль пруда никак не могло успокоиться сердце, да и во рту шуршало от сухости. Надо… в конце концов, и за собой последить, а то все одно кофе с сигаретой…
— Что же касается последнего, тут, главным образом, две причины, которые также можно разбить на подпричины, так сказать. Это нежелание делиться капиталом и передел сфер влияния. Видишь ли, Саша, первоначальное накопление капитала в банковской сфере в нашей стране происходило быстрее, чем в других отраслях. Отсюда, как ты понимаешь, у раннего богатства имеется своя криминальная сторона. Банкиры слишком много знают. Они играют с мафией в шальные игры. Поэтому и поводов может быть много. Скажем, несовпали интересы по перекачке, как это нынче стало модным, воздуха. То есть несуществующих товаров. Или всевозможные темные махинации с госкредитами, целевыми финансовыми вливаниями и так далее. Это наиболее распространенный вариант: банкиров выводят из игры их теневые партнеры. Документация оформляется на отбывающего в мир иной учредителя, а с его счета снимается поистине космическая сумма. Вообще говоря, государство наше малоподвижно при решении многих экстренных вопросов. Криминальные же структуры решают их, словно орешки щелкают, быстро и результативно. Я уж не говорю о таких вещах, как возврат долгов, тут ты лучше меня информирован. Одним словом, возник, понимаешь ли, некий симбиоз государственного аппарата, бизнеса и мафии. При этом новая структура расставляет своих людей на наиболее важные позиции. Стремится к этому, во всяком случае. Но ведь и мы тоже не ушами хлопаем, многих из них знаем. Однако ничего не можем сделать… Думаю, поэтому тебе не стоит проводить резкой границы между чисто финансовыми отношениями партнеров и бандитскими разборками. Лично я бы, во всяком случае, этого не делал.
— А как ты думаешь, вот в свете всего тобой сказанного, этого Алмазова взорвали тоже по одной из указанных тобой причин? Или тут может быть более сложная комбинация?
— Алмазова?! — словно бы вздрогнул Олег. — А при чем здесь Алмазов?! Я не понимаю, Саша…
Он достал из кармана куртки щеточку-расческу и собрался уже было провести ею по несуществующим усам, но, ткнув в губу, опомнился и растерянно сунул ее обратно в карман. Нет, убедился Турецкий, вчерашняя пьянка не прошла бесследно. Неважно чувствует себя Алька, вон и оттенок лица нездоровый, и капельки пота на верхней, уже безусой губе. Он даже пожалел, что пристал со своими вопросами. Решил хоть как-то оправдаться.
— Да понимаешь, ведь это и есть то самое подлое дело, которое мне вчера успели всучить. Кабы не оно, не стал бы тебя беспокоить… А ты что же, не слышал? В прошлый вторник, под вечер, взорвали этого Алмазова в «мерседесе». Я думал, тебе известно. Потому, экономя твое время, не стал растекаться мыслью по древу.
— Да знаю я об этом, — помрачнев, отмахнулся Олег. — Просто мне в голову не могло прийти, что его поручат именно тебе. Но я не знаю, на кой хрен оно тебе? Ну еще один висяк будет, а у тебя снова отпуск сгорит… Не понимаю, почему ты не отказался? Есть же в конце концов у каждого человека право на заслуженный отдых! Откажись, Саша, плюнь на Алмазова!
«Чего-то Олег так разнервничался? — удивился Турецкий. — Впрочем, не исключено, что его возбуждение продиктовано в первую очередь заботой обо мне. Не совсем же я ему чужой человек…»
