— Мало ли, — пожал плечами Грязнов. — С момента того убийства уже три месяца прошло.
— Оружие на месте преступления есть?
— Да, гильза валяется от «Макарова», да и пулю должны извлечь.
— «Макаров»? — чуть разочарованно произнес я. — Странно. Я ждал какой-нибудь «люггер» или браунинг. Гудимирова замочили из «люггера».
— В том-то и дело, — вздохнул Грязнов. — Но почерк тот же. Может, кончились у них «люггеры», а?
— А «Макаровы» начались? — хмыкнул я. — Ладно, пошли глянем на место происшествия.
Место происшествия не представляло ничего интересного. Дом был постройки тридцатых годов, но заново отреставрированный и значительно улучшенный по части комфорта. Квартиры здесь покупали люди не самого большого достатка, но и не бедные. Позволить себе отсутствие лампочки на площадке второго этажа они не могли. Но лампочки там не было.
— Убийца выкрутил, — сказал Грязнов. — Ему так удобнее было, жертва поднималась с освещенной площадки, а этот стоял в темноте.
— Пожалуй, — сказал я. — А как он до лампочки дотянулся?
Грязнов усмехнулся и указал на брошенное неподалеку пустое ведро.
— На ведро вставал. Но следов не оставил.
— Прекрасно, — отметил я. — Роста среднего, вес незначительный.
— Прямо Шерлок Холмс, — рассмеялся Грязнов. — Шел бы ты, Саша, к нам оперативником, цены бы тебе не было!
— Свидетели есть? — спросил я, заметив слабое движение губ, подобие улыбки, у Семенихина.
— Есть, — сказал Грязнов. — Свидетельница. Красотка Марго, она же Люся Бердянская, проститутка из «Космоса». Маркарян ее в ресторане снял и привез на квартиру на предмет, так сказать, случайной связи. С ней истерика была, врач ее валерьянкой отпаивал. Сейчас сидит в машине, ждет допроса. Я бы, конечно, и сам ее допросил, но по части проституток не силен. Дай, думаю, Саша Турецкий ею займется. Ведь душевный же человек.
Я посмотрел на него с негодованием и ответил достойно:
— Мой опыт общения с проститутками ограничивается двумя-тремя друзьями, которых я иногда имею повод назвать соответствующим эвфемизмом.
— Во завернул, — оценил Грязнов. — Меркуловская школа! Но девка прелюбопытная, хотя еще совсем девчонка. Похоже, она у кого-то из наших орлов осведомителем числится.
Закончив составление протокола осмотра места происшествия, я был в принципе свободен. Для проведения допроса соседей и работы с экспертами-криминалистами я оставил на месте Семенихина, а сам отправился в МУР допрашивать свидетельницу. Грязнов на прощание назвал меня неблагодарным животным, посетовал на то, что он без необходимости убил на меня свободный вечер, и потребовал компенсации в виде пива.
Красотка Марго действительно оказалась совсем девочкой, но сильно накрашенной. От слез и переживаний краска потекла, и потому ее круглое личико напоминало собой картину Кандинского в период расцвета абстракционизма. По дороге на Петровку она еще жалобно всхлипывала, но, после того как мы прошли пустыми ночными коридорами и вошли в дежурную часть, совершенно успокоилась. Закурила сигарету, предварительно спросив разрешения, положила ногу на ногу и даже расстегнула пару пуговичек на кофточке. Она пыталась говорить со мною на своем языке.
— Ну что, деточка, — начал я ласково. — Успокоилась? Я понимаю твои переживания. Но ты у нас единственный очевидец случившегося, и потому на тебя все наши надежды.
— Ой, можно подумать, я там что-нибудь видела, — произнесла она сипло. — Это же как по голове обухом!..
— Давай по порядку, — предложил я. — С самого начала.
— Ну, в «Космосе» мы познакомились, — начала она не очень уверенно. — Я там с подружкой была. Мы просто так зашли…
Я на мгновение пожалел, что оставил Семенихина на месте происшествия, уж он-то со своим компьютером быстро бы дал мне раскладку ее приводов и задержаний. Судя по ней, таковые в ее жизни случались.
— Давай так, — предложил я. — Мне не надо знать, что ты делала в «Космосе» и как вы познакомились. Будем считать, что вас объединила любовь к почтовым маркам и ты отправилась к нему посмотреть его коллекцию.
— Ну да, так и было, — заулыбалась она. — Классные, говорит, у меня марки…
— Приехали на такси?
— Частника стрельнули. Он еще хотел подрулить к киоску, шампанского взять, но я и без того уже накачалась. По пьяному делу, сами понимаете, марками любоваться никак нельзя.
Она заулыбалась уже совсем легкомысленно, и ее глаза заблестели.
— Вы вошли в подъезд, — прервал я ее. — Что дальше?
— Да шли себе, болтали о глупостях… Он какой-то анекдот рассказывал, смеялся. А тут — бабах! Я чуть в обморок не грохнулась.
— Что еще за «бабах»? — недоуменно переспросил я. — Не было же никакого «бабах»! Никто из соседей никакого выстрела не слышал!..
— Не знаю, — нервно отвечала Люся. — По мне, так там долго палили… Может, это Ашот что-то закричал или ведро какое-нибудь рядом грохнулось.
Я вспомнил найденное Грязновым ведро и подумал, что Марго, может, и не ошиблась.
— Видела, как он падал?
— Конечно, он же, падая, меня к стене оттолкнул!.. Я башкой в батарею отопления врезалась, ничего не соображаю. Гляжу, а у него голова вся красная, вместо лица какое-то месиво… Я орать хочу, а горло перехватило, шепнуть и то ничего не могу. Этот тип спокойно мимо меня прошел и свалил. Даже не глянул. Может, и хорошо, что не глянул, а?
— Теперь вспоминай, — сказал я. — Как он выглядел?
Она на мгновение попыталась сосредоточиться, понимая всю важность своих показаний. Снова закурила, почесала нос, сморщилась.
— Роста он среднего, — наконец начала она. — Одет в черное, но в светлых туфлях. Специально я не смотрела, но теперь думаю, что это он в кроссовках был. На голове черная вязанка, но лицо было открыто. Я его сбоку видела, но кое-что приметила. Физиономия вытянутая, губы пухлые, нос прямой. Не красавец, но симпатичный.
— Завтра тебе надо будет поработать над фотороботом, — сказал я. — Знаешь, это такая штука…
— Знаю, — бросила она, и я поверил — действительно знает.
— Цвет волос?
— Шатен. Может, даже русый, там ведь не так уж и светло было. Но крепкий парень, широкоплечий, мощный…
— Если встретишь, узнаешь? — спросил я.
— Что я, дура, что ли? — скривилась она. — Конечно, не узнаю! У него свои дела, у меня свои. Нам пересекаться нет никакого смысла.
— Но приметы его ты же нам даешь, — усмехнувшись, заметил я. — Не боишься ведь.
— Так попробуй я не дать! — почти воскликнула Люся. — Вы же меня завтра же в двадцать четыре часа за эти самые марки, чтоб им сгореть!.. А чем, скажите, на жизнь зарабатывать?
