— Мы к вам зашли не просто в гости, Леонард Терентьевич, — начал Костя. — У нас дело.
— Могу догадаться, — улыбнулся он. — Что-нибудь связанное с комитетом?
— Да. Нам стало известно, что после войны были созданы секретные склады, где хранилось трофейное стрелковое оружие. Надо думать, оружие предполагалось использовать в оперативных действиях. Сейчас это оружие начинает всплывать в действиях криминальных.
Старичок с таким затейливым именем понимающе кивнул.
— Да, я слышал об этих складах. Это не было очень большим секретом комитета, как вы понимаете. У американцев тоже складируется наше оружие, мало ли… Вы хотите узнать адреса?
— Вряд ли это нам поможет, — сказал Костя Меркулов. — В период реорганизации там все так перепуталось, что теперь концов не найти. Хотелось бы выйти на персоналии, Леонард Терентьевич. Кто и как за все это отвечал, что предполагалось с этим оружием делать, какие были предусмотрены меры на случай чрезвычайный, ну и так далее.
Старик смешно наморщил нос и втянул воздух. Улыбка, которая последовала за этим, была хитрая и веселая.
— Константин Дмитриевич, дорогой, я старый, извините за грубое слово, коммунист, и со мной можно говорить открыто. Вы что же, подозреваете комитет в том, что там заранее готовились криминальные базы?
Я не вполне был согласен с тем, что старые коммунисты представляли собою оплот открытости, но старик глядел в корень. Так глубоко я даже и не смотрел.
— Вы считаете это невозможным? — спросил Костя осторожно.
— В комитете не было ничего невозможного, — ответил ветеран сухо. — Но если что-то подобное и готовилось, конспиративность здесь должна была быть повышенной.
— Вероятно, так оно и было, — сказал Костя, — если принять вашу версию, Леонард Терентьевич. Но возможны и другие варианты. Например, преступная халатность или просто продажа казенного имущества.
Собко вновь захихикал:
— Не любите вы, господа прокуроры, комитет, да? Не богатый вы мне даете выбор: или криминальный заговор, или преступная халатность. А если и не то, и не другое?
— То есть? — не сразу понял Меркулов.
Поскольку сам Собко тянул многозначительную паузу, я нашел уместным высказать свое понимание:
— Леонард Терентьевич хочет сказать, что оружие по-прежнему в надежных руках, не так ли?
Но даже моя подсказка не вызвала в нем реакции, и он молчал еще с полминуты, пристально глядя на Меркулова. Будто гипнотизировал его. Наконец склонил голову и проговорил:
— Вопрос в том, что можно считать надежными руками. Тут существуют самые различные мнения, как вы наверное знаете.
— Но стволы в работе, — напомнил Меркулов. — Мы регистрируем уже шестнадцать жертв!
— Но вы же не думаете, что количество пистолетов на складах измерялось десятками, — сказал Собко. — Шестнадцать выстрелов — это даже не капля в море. Счет шел на тонны.
— То есть перспектива у нас есть, — усмехнулся Меркулов.
Старик неторопливо достал носовой платок и высморкался.
— Думаю, надо вести речь о внеслужебной инициативе, — произнес он. — Я вполне допускаю, что кто-то из лиц, облеченных доверием, в трудную минуту распада нашего славного сообщества… — Он чуть улыбнулся и пояснил: — Я имею в виду Комитет государственной безопасности, как вы понимаете. Так вот, вполне могло случиться так, что кто-то прикрыл эти склады от разграбления в момент разрушения. Вы меня понимаете?
— Это я понимаю, — кивнул Меркулов. — Но вот каковы его дальнейшие шаги?
— Об этом вам известно лучше, чем мне, — сказал Собко.
— Значит, по-вашему, это одинокий герой, выступивший в рыцарский поход против преступности?
— Я не настаиваю на его одиночестве, — заметил Собко. — Вполне вероятен и круг единомышленников. Почему бы и нет?
Меркулов кивнул, глядя на старика с уважением.
— Какая-нибудь «Народная воля», — предположил Собко со смешком.
— Значит, это идеологическое преступление? — спросил Меркулов. — Но все же как вы сами к этому относитесь, Леонард Терентьевич?
— Друг мой, что вы хотите от старого мухомора? Представьте только, я еще помню выступление товарища Берии на расширенном оперативном совещании! Нас всегда приучали не иметь собственного мнения.
— Но ведь это преступление! — напомнил Меркулов. — А вы всю жизнь были представителем закона, Леонард Терентьевич. Не могу поверить, чтобы вы могли одобрить эту «Народную волю».
— Посмотрите на это дело с другой стороны, — посоветовал Собко. — Как вы помните, это название уже было использовано сто с лишним лет назад. Можете ли вы сказать, что деятельность тех террористов была безуспешна?
Меркулов промолчал.
— Боевики создали новый менталитет, — продолжал Собко почти пламенно. — Они были героями своего времени, и общественное мнение было на их стороне. Как вы полагаете, в нашей нынешней обстановке как отнесется широкое общественное мнение к деятельности новых народовольцев?
— Значит, это заговор? — спросил Меркулов.
— Не требуйте от меня конкретных выводов, — усмехнулся Собко. — Я очень серьезно отношусь к подписке о неразглашении служебных тайн. Я лишь фантазирую вместе с вами, не более. Если когда-нибудь выяснится, что проект «Народная воля» существует в действительности, я буду удивлен не меньше вашего.
— Но может, вы вспомните хоть кого-нибудь, кто находился к этому делу поближе? — спросил Меркулов с надеждой.
— Это не обязанности консультанта, это дело осведомителя, — буркнул Собко. — Но одно имя я могу вам дать. Это мой давний приятель, полковник Синюхин Егор Алексеевич. Расспросите его, если сможете.
— Что значит — если сможете? — насторожился Меркулов.
— Ну, могут возникнуть трудности, — усмехнулся Собко. — Вы должны проявить настойчивость.
Мы распрощались и спустились на лифте вниз. Меркулов мрачно молчал, а когда мы вышли на улицу, сказал:
— Теперь так, Саша, дальше это дело пойдет под моим пристальным контролем. Запомни, отчитываешься только передо мною.
— Чего это ты так резко замандражировал? — не понял я. — Тебя этот мухомор напугал? Лично я ему не очень-то верю.
— Это лишь одно из мнений, — сказал Меркулов. — Теперь вот что. Визит ко мне отменяется или, если хочешь, откладывается. В прокуратуру доберешься сам, а я съезжу по срочному делу в другую сторону. Вопросы есть?
— Один, и небольшой, — сказал я. — Объясни мне толком, чего ты испугался?
— Нигде и никому не рассказывай о Собко, — твердо произнес Меркулов. — Мы просто засиделись в депутатском буфете.
— От этих предупреждений мое любопытство разгорается еще больше, — заявил я решительно. — Гражданин начальник, мы в свободной стране, а Большой Брат давно на пенсии!
