И тогда ему стало страшно. По-настоящему, до озноба и пота. Он резко откинул махровую простыню, под которой спал, и зачем-то перевернулся на кровати ногами к подушке, как будто от этого что-то должно было измениться. Потом справился с собой, спустил ноги на пол и долго сидел так, временами судорожно моргая. С открытыми и закрытыми глазами было одинаково темно.
— Приехали, — выговорил он вслух. Голос противно дрожал.
Наконец он заставил себя протянуть руку к сложенной на кресле одежде и начал ощупью одеваться. В непроницаемой темноте мяукнула Фенечка, подбежала к нему, он почувствовал, как она вспрыгнула на кровать. Наверное, почувствовала что-то и хотела помочь. Вадим сгреб кошку на руки, застонал и уткнулся лицом в теплый живой мех…
Надо было что-то делать, и он, разыскав выключенный на ночь телефон, подсоединил его к розетке. Вилка на шнуре, естественно, закатилась куда-то, еле нашел, отследив ощупью провод. Домашний номер Саньки, то есть Антона Меньшова, Вадим помнил наизусть. Трубку долго не брали.
— Я вас слушаю, — послышался в конце концов незнакомый старческий голос, и он понял, что попал не туда.
— Извините, — сказал Вадим и нажал на отбой, почувствовав себя отрезанным от всего мира. Он так и будет беспомощно звонить в пустоту, никто не откликнется и не поможет. Ему стоило большого труда снова нажать на кнопки.
— Але!.. — раздраженно гавкнула трубка, когда он набрал номер во второй раз. Голос был совсем другой — молодой, женский, но все равно незнакомый. Вадим понял, что снова ошибся, однако, хватаясь за соломинку, на всякий случай спросил:
— Это квартира Меньшовых?..
— Это зоопарк! — прозвучало в ответ, и трубку бросили.
«Спокойно, полковник, — сказал себе Дроздов. — Без паники. Бывало и хуже». На всякий случай он зажмурился — так почему-то было легче сосредоточиться. Санькин номер числился в электронной памяти телефона шестым по списку. Пальцы Вадима снова поползли по кнопкам. В левом нижнем углу находится звездочка. Должно пискнуть два раза. Так. Пискнуло. Дальше девятка. Так. Теперь ноль, он посередине в нижнем ряду. Так Теперь шесть… Стоп, ноль шесть. Так. По идее, должен высветиться номер. Теперь опять звездочка…
Трубку взяла Санькина младшенькая — Танюшка.
— Дядя Вадим!.. — обрадовалась она. — А папы с мамой дома нет!..
Дроздов понял, почему ангелов рисуют в виде маленьких ребятишек.
— Солнышко, — тщательно следя за голосом, сказал он приемной дочке Меньшова. — Сделай доброе дело, позвони папе на службу…
11.00
Утром Турецкий уже успел смотаться в «Останкино», где получил сразу две кассеты — одну с полным вариантом интервью, а вторую — с сокращенным для показа по телевидению. Очень хотелось немедленно ехать в любое место, где есть видеомагнитофон, и все внимательно посмотреть. Но в Телецентре его предупредили, что студийные записи можно смотреть только на специальной аппаратуре, поскольку в профессиональных видеозаписях используется другая кодировка.
Поэтому Турецкий решил сначала сделать еще одно важное дело — заехать в рекламное агентство «Пика».
* * *
Подъезжая к причудливой башне из зеркального небесно-голубого стекла, недавно выросшей на Юго-Западе, Турецкий не мог не подумать о том, что никогда в жизни еще не видел более нелепого строения. Однако красивое оно или нет, это было очень престижное место — немало фирм, в том числе и иностранных, снимали здесь помещения для своих офисов. Сюда переехало из Кунцева и рекламное агентство «Пика», детище Максима Сомова, который с некоторых пор начал очень интересовать Турецкого.
Он, как утверждали все в один голос, был очень дружен в последнее время с Ветлугиной, она как будто очень рассчитывала на него в борьбе с Асиновским. Максим в ее глазах превращался чуть ли не в рекламщика нового типа, честного, который, размещая рекламу, не будет искать обходные пути, действуя через всякие «Телекоммерсы», а станет прямо договариваться с руководством канала. При этом те, кто знал Максима немного лучше, только с сомнением качали головой — в их представлении он был вовсе не так уж хорош, как, видимо, казался Алене.
Оставив машину у входа, Турецкий предъявил на вахте свое удостоверение, которое открывало ему все или почти все двери. Скоростной лифт плавно взмыл вверх, так что немного заложило уши, и в следующий момент Александр Борисович оказался на двадцать третьем этаже. Еще в лифте ему в голову пришла остроумная мысль, достойная Шерлока Холмса, — представиться Максиму не следователем по особо важным делам, а представителем фирмы, которая хочет заказать рекламу. «Хорошо бы еще внешность изменить», — подумал он. Однако подобные методы ни в прокуратуре, ни в уголовном розыске не были приняты и сотрудникам не рекомендовались, хотя, думал Турецкий, в данном случае, возможно, и стоило бы отойти от принятых канонов. «Преступники могут все, — размышлял он. — А мы связаны миллионом условностей».
Пройдя по коридору, он оказался перед дверью в приемную «Пики». Его вежливо пригласили войти, и он оказался перед девушкой, которая, видимо, была секретаршей Максима.
Турецкий с изумлением огляделся. Стены вокруг были увешаны рекламными плакатами, на которых непременно красовался Максим собственной персоной. Теперь Александр Борисович его окончательно узнал — ну конечно, эту смазливую физиономию он не раз видел на экране телевизора.
Секретарша тем временем пригласила Турецкого присесть в низкое кожаное кресло и, выбравшись из-за компьютера, спросила:
— Вам чай, кофе?
— Пожалуй, кофе.
— Максим скоро освободится.
Только теперь Александр Борисович смог ее рассмотреть как следует. Девушка производила престранное впечатление: худенькая, маленькая, в обтягивающих трикотажных брюках и свитере — этот костюм был более всего похож на гимнастическое трико, — она казалась человечком из мультфильма, лишенным пола, если бы не едва заметная грудь. К тому же она была очень коротко стрижена — как если бы ее недели три назад обрили наголо и волосы еще только начали отрастать, и только сзади была оставлена длинная прядь — это свидетельствовало о том, что перед Турецким не больная, перенесшая брюшной тиф, а девушка с модной стрижкой. В довершение всего, когда секретарша Максима повернулась, Александр Борисович заметил у нее на шее под правым ухом небольшую цветную татуировку в виде цветка, на котором сидит маленький черный жучок.
«Больно же шею колоть», — почему-то подумалось Турецкому, который прекрасно понимал, что безболезненных татуировок не бывает. Ему было невдомек, что такого рода татуировку можно купить в любой палатке по сходной цене.
— Ну вот и кофе. — Девушка-мультяшка поставила перед ним небольшую белую чашечку костного фарфора, полную ароматного темного кофе. Затем принесла изящную старинную сахарницу. — У Максима там какой-то фирмач, — сказала она Александру Борисовичу, как будто была с ним давным-давно знакома, — давно уже сидит. Так что вы уж подождите. А хотите, я вам покажу наши последние ролики? — И видя, что посетитель колеблется, добавила доверительно: — Классные, честное слово. Особенно вот этот, про кондомы.
