Григорий Иванович огляделся в надежде увидеть накрытый стол, но ничего похожего на приготовления к ужину не было заметно. А между тем Грязнов-старший внезапно почувствовал острый приступ голода. Волнение всегда оборачивалось для него повышением аппетита, а не его отсутствием, как у некоторых. А в последние несколько часов было отчего поволноваться! Он внимательно посмотрел на референта и сказал:
– Слушай, ты ужинал?
– Да, Андрей Степанович. А вы, наверно, проголодались. Сейчас я распоряжусь. Пойдете в столовую или пусть сюда принесут?
– В столовую. Да и ты давай со мной, а то мне одному скучно будет, – сказал «Президент», смекнув, что будет гораздо лучше, если он сейчас пройдется по внутренним помещениям, чтобы хоть немного представлять, где что находится.
Референт снял трубку одного из телефонов, стоявших на покрытом зеленым сукном столе, набрал трехзначный номер и спросил:
– Кухня? Есть у вас Что-нибудь тут для Андрея Степановича? – Он немного помолчал, слушая ответ, затем сказал: – И только-то? Ладно, сейчас спрошу. Андрей Степанович, – обратился он к дядюшке, – у них осталось только рыбное и мясное ассорти, салат, а из горячего – лангет и печень по-строгановски.
«Нехудо, – подумал Григорий Иванович, – Хорошо бы и того, и этого. Да, наверно, нельзя. Как бы не подумали чего». И, стараясь придать голосу как можно больше «государственных» ноток, сказал:
– Ну, пожалуй, рыбное да лангет.
– Рыбное и лангет, – эхом повторил референт. – Хорошо, минут через пятнадцать. – Он повесил трубку и снова повернулся к дядюшке Грязнова: – Отдохните пока, Андрей Степанович.
Дядюшка уже хотел было усесться в обитое темным бархатом кресло, стоявшее у стола, но референт вовремя опередил его, распахнув одну из боковых дверей. За ней оказалась довольно просторная спальня с креслами, журнальным столиком и книжным шкафом. В целом все это напоминало очень хороший гостиничный номер – такой, в каком самому майору Грязнову никогда не приходилось бывать, но какие он видел в кино и на картинках в журналах.
– Постучи, когда все будет готово, – сказал он, вовремя сообразив, что раз это, в сущности, гостиница, значит, где-то тут должны быть ванная и туалет. Он, разумеется, имел хорошую привычку мыть руки перед едой, но сейчас его в гораздо большей степени заботил туалет.
Дверь туда он обнаружил почти сразу. Сначала он испытал некоторое разочарование, увидев, что туалет и умывальник находятся в одном и том же помещении. «Санузел-то совмещенный, – с неодобрением покачал он головой. – Места вроде много, неужто нельзя было разделить перегородкой?» Но, оказавшись внутри, он не мог не отметить, что все сделано очень удобно – в углу стоял массивный голубой унитаз под такой же тяжелой крышкой – совершенно непохожий на виденные дядюшкой прежде. Дальше стоял столик с вделанной в него раковиной. «Мрамор, – решил дядюшка, но, потрогав ее рукой, понял, что это пластик. За столиком с раковиной находилась душевая кабина, закрытая полупрозрачными пластиковыми стенами. – Недурно, – покачал головой дядюшка. – Вот бы наши в Ольге увидели».
Он вспомнил Зину, которая по-прежнему ходит в уличный деревянный сортир и умывается из металлического рукомойника, и вздохнул. «Жаль, что она этого не видит, – с грустью подумал Григорий Иванович, – И ведь не расскажешь же… Государственная тайна».
Неожиданности подстерегали дядюшку на каждом шагу. И унитаз оказался какой-то чудной, а на раковине не было двух привычных ручек – синей и красной, а какая-то сложная штука, какой майор Грязнов еще ни разу не видал. Ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что она одна одновременно отвечала и за напор, и за температуру воды.
Григорий Иванович посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Оттуда на него глянул – нет, не Президент России, глянуло немного испуганное и растерянное лицо, которое могло принадлежать только отставному майору Грязнову из поселка Ольга. У главы государства не могло быть такого выражения.
Дядя выпрямился, расправил плечи и посмотрел на себя решительно и целеустремленно. Получилось немного лучше. Не хватало затаенной в глазах глубокой мысли. Григорий Иванович попытался подумать о чем-то значительном, государственном, вроде американского империализма. Стало еще лучше. «Ну, майор, держи хвост пистолетом!» – приказал сам себе Григорий Иванович и отошел от зеркала.
Наконец, с туалетом было покончено. Дядюшка вышел в комнату отдыха, которую про себя стал называть «номер», и сел в кресло. Над журнальным столиком висело несколько книжных полок.
«Что же Сам, интересно, читает?» – подумал Григорий Иванович. Он давно уже про себя называл своего двойника просто Сам и чувствовал некую внутреннюю связь с ним. А теперь незнакомый Президент начал казаться ему чуть ли не близким родственником.
Однако ознакомиться с содержимым полок он не успел. В дверь постучали, И голос коротышки-референта сказал:
– Андрей Степанович, все готово.
Григорий Иванович встал, расправил плечи и, стараясь сохранять на лице «государственное» выражение, отработанное перед зеркалом, вышел из комнаты отдыха в кабинет. Референт, улыбнувшись, сказал:
– Пойдемте, Андрей Степанович.
Они пошли по внутренним переходам Кремля. Идти пришлось совсем недалеко. Референт открыл перед дядюшкой дверь и они оказались в небольшом, но уютном обеденном зале, который в кремлевской столовой именовался «залом номер один» – это был личный обеденный зал Президента, где он иногда обедал или ужинал в узком кругу друзей или с кем-то из иностранных гостей попроще.
Здесь стояла антикварная мебель красного дерева. Стол был накрыт белоснежной крахмальной скатертью. На столе уже были сервированы закуски на одну персону – салаты и рыбное ассорти.
– А ты что же? – повернулся дядюшка к референту, мучительно пытаясь сообразить, что бы такое придумать, чтобы, не выдавая себя, выяснить его имя и отчество. – Садись, составь мне компанию. Возьми хоть салатик.
«Интересно, а как тут с этим делом? – подумал дядюшка, садясь на стул с высокой спинкой. – Попросить, что ли, да неудобно как-то». Он придвинул к себе тарелку с рыбным ассорти. Да, положили всего на совесть – тут и кета, и осетрина, и стерлядки кусочек. Пивка бы к этому. «Да что же! – воскликнул Григорий Иванович, продолжая вести сам с собой внутренний диалог. – Сам-то – не мужик, что ли? Не наш советский россиянин?» И, подцепив вилкой кусочек розовой свежайшей кеты, задумчиво сказал:
– Рыба посуху не ходит.
Лицо референта приняло понимающее выражение.
– Сейчас распоряжусь, – сказал он и поднялся с места.
«А ведь даже не спросил, чего принести, – подумал Григорий Иванович.– Значит, и так знает. Принесет то, что Сам любит. – Он стал гадать, что же такое сейчас окажется перед ним. Но что бы это ни было, надо пить, как будто это то самое, что надо. – Пусть хоть ликер киви принесут или вино десертное, все равно надо пить с удовольствием», – решил он, надеясь, что это будет «Абсолют» или «Смирновская», коньяк на худой конец, хотя коньяк под рыбу – вряд ли. А вообще-то, поди знай, какие тут в верхах обычаи.
