— Приехали. Здесь владения моей матушки, госпожи Кирико Оцука.
— Это замечательно, — неуверенно пробормотал Марк. — Надеюсь, ночлег предстоит не в шалаше — ночи еще холодные.
— С каких это пор ты стал неженкой! После того как девушка покатала тебя на машине? Учти, у моей матери самая стильная японская гостиница во всем Токио. И поэтому самая дорогая. Тебе вся эта экзотика достается даром, а ты ворчишь.
— Я не ворчу, но экзотика разная бывает…
— Здесь тебя не съедят! — засмеялась Кристина. — Запоминай, по-японски гостиница называется рёкан.
— Рёкан, — послушно повторил Марк.
— Ну вот, немного потренироваться — и будешь болтать по-японски как свой. Теперь так: когда попадешь внутрь, не спорь, не капризничай, делай то, что скажут!
— Уж не в плен ли ты меня привела? — насторожился Марк.
— Если и так, то это сладкий плен, который ты не забудешь никогда. В рёкане все делается так, чтобы постоялец себя чувствовал как дома. Даже лучше. Я сейчас пойду предупрежу персонал и сама приготовлюсь, ты жди, когда я тебя позову. Войдешь и скажешь по-японски «прошу прощения» — гомэн насай. Запомнил?
— Да.
— А потом можешь уже и не разговаривать.
Они вышли из автомобиля, и Кристина проворно пошла по извилистой тропинке между кустов, которую освещали причудливые каменные фонари.
Марк остался у входа, где на высоком щите покачивалась простая, как флажок, вывеска, украшенная лишь изящно выписанными тремя иероглифами.
В душе Марка мирно уживались два, казалось бы, противоречивых чувства — нежная любовь к озорной полукровке Кристине и подозрительная настороженность по отношению к ней же. Если Лазкин не врал, а над костром редко кто врет, тот чопорный немец, ее папаша, вовсе не лощеный дойчмафиози, а самый что ни на есть германский Штирлиц, в условиях мирного времени борющийся против международного терроризма. Но для чего ему понадобился русский бандит Секач-Бобров? Если бы, например, под видом бандита внедрен был в ядерную шайку офицер контрразведки, а Шиллер об этом пронюхал, тогда другое дело. Можно и дочку подослать, тем более такую шуструю. А так какой ему интерес во мне, если даже он и знает, что я из уголовки? — думал Марк, не забывая с интересом осматриваться и вдыхать незнакомый пряный воздух загадочной страны, в которой он мечтал когда-то побывать, правда, совсем по другому поводу.
— Ге-ен!..
Марк услышал протяжный зов и не сразу сообразил, что зовут его. Предупрежденный так, что впору было и оробеть, он осторожно направился по тропе к дому. Обычного в нашем понимании парадного входа в этой гостинице не было, ведь у них и дверей-то нет. Чтобы войти в дом, надо всего лишь раздвинуть стены, называемые сёдзи.
Марк помедлил на пороге, затем решительно потянулся в сторону сёдзи и вошел.
2
Он оказался в небольшом и почти пустом, с точки зрения европейца, помещении с навощенным деревянным полом. На полу в ряд стояли с десяток пар шлепанцев. Марк ожидал увидеть Кристину или хотя бы администратора гостиницы, который возьмет деньги и выдаст бланк и ключи от номера. Никого и ничего — ни администратора, ни конторки с ключа ми, только низкая ширма.
Откуда-то из глубины помещения доносились звуки тихой струнной музыки и мелодичный женский смех.
Марк вспомнил инструктаж Кристины и, прокашлявшись, произнес:
— Гомэн насай!
Он слегка поежился, когда в ответ услышал громкое звонкое трио, прокричавшее что-то вроде:
— Ирассяимасэ!!!
В тот же миг из-за ширмы выпорхнули три девицы в классических женских кимоно, перехваченных широкими поясами оби, с высокими прическами и густо нарумяненными и напудренными лицами. Первым делом они распростерлись ниц у ног гостя.
Ошарашенный Марк начал было отступать к выходу, тщетно выискивая взглядом прячущуюся где-нибудь и смеющуюся Кристину.
Тем временем девушки схватили его за ноги.
— Эй, что вы делаете! — воскликнул Марк по-русски, пытаясь сохранить равновесие.
Оказалось, девушки пытаются его разуть. Марк, краснея и вполголоса чертыхаясь, помог им справиться со своими туфлями, сунул ноги в шлепанцы. Не переставая весело щебетать и часто-часто топоча ножками по полу, девушки потащили его куда-то во внутренние помещения.
Его подвели к раздвижной двери в комнату. Служанка наклонилась, раздвинула створки. Марка попросили сбросить шлепанцы и босиком войти в номер. На двери не было номера, как в отелях западного типа. Только затейливый иероглиф. Может, он и обозначает номер, подумал Марк, но спрашивать у девчонок не имело смысла.
Войдя, Марк остановился, ошарашенный, — комната оказалась пуста. В ней не было абсолютно ничего, кроме циновок-татами на полу. В одной из стен находилась ниша, которая, как вспомнил Марк, называется токонома. В ней японцы обычно ставят затейливый букет — икебана или мудрое изречение, написанное вручную и являющее собой художественный образец классической японской каллиграфии. На этот раз в нише размещалась каллиграфия.
Марк всполошился, когда увидел, как одна из служанок — остальные тем временем ушли — принялась проворно стаскивать с него рубаху, затем брюки. Но в конце концов он смирился, раз так положено, и даже начал находить в этом некоторое удовольствие. Через минуту он лишился всех чуждых этому дому одежд и был облачен в чистое, пахнущее свежестью кимоно. Марк даже пожалел, что такая приятная вещь легла на плечи, давно нуждающиеся в хорошем душе.
Он попытался неуклюже поклониться одевшей его служанке и, пристроившись где-нибудь в уголке, подождать Кристину. В свое время в спортивном зале он научился сидеть в излюбленной японцами позиции сейдза — на пятках, поэтому отсутствие стульев его не пугало.
Но служанка потянула его из комнаты.
— Что? В чем дело? — спросил Марк.
Служанка улыбнулась и сказала значительно:
— О'фуро!
Хорошо хоть не харакири, подумал Марк и обреченно поплелся за женщиной.
3
Оказалось, они шли в баню. За исключением парилки, которой японцы не знают, весь остальной антураж в некоторой степени соответствовал традиционному русско-советскому варианту: мыло, шайки, разогретые каменные скамьи.
Марк догадался, что вместо парной в этой бане — небольшой выложенный мрамором бассейн, заполненный водой, от которой даже в жарком помещении бани шел пар. А еще он был весьма рад, когда увидел, что в бассейне нежится Кристина. Он шагнул было к ней, но служанка мягко и в то же время настойчиво потянула его к скамьям, по пути проворно стаскивая со слишком высокого для нее постояльца все три части, из которых состоит кимоно, — пояс, куртку и брюки.
Марк совсем перестал сопротивляться и с превеликим удовольствием позволил вымыть себя. Служанка, натирая ему спину мылом с помощью мочалки из морской травы, что-то весело прокричала Кристине. Та улыбнулась и перевела Марку:
