Резко звонит телефон. По звуку определяю, что это внешняя связь. На проводе Юрий Макаревич из контрразведки. То, что он по своей инициативе звонит мне, должно означать нечто чрезвычайное.
— Александр Борисович! Необходимо срочно встретиться!
— Что-то случилось?
— Есть новости!
— Приезжайте, — предлагаю я, хотя и догадываюсь, что он хочет на нейтральной территории.
— Надо бы на открытом воздухе, вы меня понимаете?
— Понимаю, но погода…
За окном сырой ветер гоняет туда-сюда неисчислимые стаи отяжелевших от влаги снежных хлопьев.
— В ресторан зайдем, кофе выпьем.
— Хорошо, — соглашаюсь я и, выслушав, где он будет меня ждать, иду за пальто.
2
Небольшое кафе, где мы с Макаревичем находим временный приют, не относится к числу процветающих и шикарных, но здесь тепло, пахнет горячим кофе, поэтому в сравнении с гнусностью, творящейся на улице, кафешка кажется даже уютной.
Не могу удержаться, особенно после рассказа Кости Меркулова о том, как контрразведчики завербовали его будущего зятя, и спрашиваю без ехидства, но и без сочувствия:
— Как ваши успехи на восточном фронте?
Погруженный в мысли о том, как половчее задать свои вопросы, Макаревич рассеянно спрашивает:
— Вы о чем?
— О Чечне, естественно.
— А-а, — с видимым облегчением произнес Юрий. — Я, к счастью, не имею к этому отношения. Я из отдела внешней контрразведки, а страна под названием Чечня относится пока к делам внутренним… Александр Борисович, скажите, пожалуйста, откуда вы взяли эту фамилию — Кук?
Помешивая ложечкой густой и на вид вполне приличный кофе в миниатюрной чашечке, я прикидываю, что потеряю, если поделюсь с ним информацией о Скворцове. Наверное, ничего. То, что покойный хотел спрятать от всех, Слава нашел. Остальное пусть делят между собой.
— Честно говоря, Юрий Николаевич, я не был уверен, что это фамилия. То могла быть и кличка и все что угодно. А вы говорите — фамилия?
— Да.
— Вы слышали что-нибудь о полковнике ГРУ Скворцове?
— Что-то… краем уха. Он умер, кажется?
— Да, от сердечного приступа. Прекрасная смерть для офицера разведки, да?..
После чего я устыдился своего неуместного ерничанья и рассказал Макаревичу о Скворцове все, что знал сам и чем поделился с Осинцевым. Все выложил, кроме дискеты из Одинцова.
— Спасибо за откровенность, Александр Борисович, — вполне искренне сказал Макаревич. — Конечно, тяжело будет разговаривать с ребятами из Главразведупра, но придется. Дело того стоит…
— Юрий Николаевич, себя я к людям не в меру любопытным не отношу, но все-таки интересно было бы узнать, на какое открытие вас натолкнуло словечко «кук»?
— Сказать вам это — значит дать повод лишний раз поиздеваться над контрразведкой! — невесело улыбнулся Макаревич.
— Я, собственно, не настаиваю, чтобы именно вы мне говорили, Юрий Николаевич, пошлем вам запрос по всей форме от генерального прокурора…
— Не стоит, я же не собираюсь таиться от вас. Дэвид Кук — суперагент Центрального разведывательного управления.
— Лихо! Тогда вам в разработку надо забирать все материалы по Скворцову. Если окажется, что они якшались на взаимном интересе, Главное разведывательное управление сильно потеряет лицо, как говорят китайцы.
— Да-а, они будут упираться изо всех сил! А главное — основных фигурантов ни о чем не спросишь!
— А что, аборигены не успели съесть Кука? Он уже в отпуске во Флориде?
Макаревич как-то странно усмехнулся:
— Хотите на него взглянуть?
— Отчего ж нет?
Он достал из кармана фотокарточку, протянул мне.
Улыбающийся мужчина в летнем светлом костюме и широкополой шляпе показался мне знаком. Присмотревшись, я понял, почему не сразу узнал его — этого человека я никогда не видел улыбающимся, не видел живым. Я его наблюдал в морге, где он значился под именем Джон Кервуд…
Вернувшись к себе, первым делом бросился к телефону и стал названивать обиженному мной Юрию Андриевскому, хотелось то ли удивить его, то ли обидеть еще больше. Нет, прежде всего интересно было услышать его реакцию на такую новость.
Мне повезло. На пятом гудке в трубке щелкнуло, и знакомый, приятный во всех отношениях голос ответил:
— Слушаю вас.
— Добрый день, Юрий Владимирович!
— А, это вы. — В голосе никакого проблеска радости, да уж ладно, лишь бы трубку не бросил.
— Нет ли у вас для меня новостей? — спрашиваю я.
— Наверное, нет… Вопрос конкретизируйте, пожалуйста.
— Да меня все этот фальшивый миролюбец интересует, Кервуд. Если не из-за него, то из-за вас нападение было…
— Вы так полагаете? По-вашему, девчонки туда только за одним делом ездили?!
— В том и беда, что ни одной не удалось допросить! А вы хоть знаете, кто прятался под фамилией Кервуд?
— Почему вас это интересует?
— Я полагал, что это заинтересует вас, Юрий Владимирович…
— Нет нужды дразнить мое любопытство. Я знаю, кем был на самом деле Кервуд.
— Почему же мне не сказали?
— В этом не было оперативной необходимости. И пока нет.
— Ничего, Юрий Владимирович, расслабьтесь, у вас я не буду выпытывать. Нашлись добрые люди, сказали. Они и к вам придут с вопросами, что это вы решали с господином Куком и каким боком пристегнут к вам полковник ГРУ Скворцов.
— Вы славно поработали, Турецкий! — рассмеялся Андриевский. — Но у вас может не хватить ни времени, ни сил претворить в жизнь свою версию.
— Какую версию?
— Вам с Меркуловым никак неймётся, так хочется навешать собак на все, что когда-то находилось под крышей КГБ!..
— Ну что вы, Юрий Владимирович! У вас определенно мания преследования! Мне только хочется понять, почему так получилось, что за ваши с Куком шалости пришлось расплачиваться вашей маленькой глупенькой партнерше.
— Вы о Мещеряковой?
— Конечно.
— Не думаю, что вам удастся пристегнуть ее к делу. Да и дела, в конце концов, никакого не будет. Хотите, дам совет, Александр Борисович?
— Как бывший честный пионер, от советов не отказываюсь, какими бы они ни были.
— Вы нравитесь мне, как нравятся все профессионалы. То, что сейчас происходит, непрофессионально, поэтому некрасиво и непредсказуемо. На вашем месте я взял бы отпуск и переждал очередную российскую перетряску где-нибудь вдали от шума городского…
