4
Голова моя с вечера болела, как я и предполагал, не только от водки. Утро выдалось солнечным и не сильно морозным. Правда, мудренее вечера оно не стало, хотя надежда такая ночью была.
Я не выспался и, наверное, не будь над головой яркого солнечного света, пришел бы на службу не в лучшем расположении духа. А так бодренько добрался до кабинета, уселся за стол, стал готовить к передаче в суд дело Свидерских.
Позвонил Меркулов, спросил, какие идеи у меня по поводу убийства американца.
На это я ответил с пафосом Нонны Мордюковой из фильма «Бриллиантовая рука»:
— Уважающие себя американцы с кем попало в машину не садятся!
— Уже установили, с кем он ехал? — оживился Костя.
— Увы, гражданин начальник! Потому и говорю — с кем попало. Но этот господин Никто ловко стреляет из автомата, сумел ранить одного из нападавших. Сейчас оперативники рыщут по больницам. Может, и пустышку тянут, однако процесс идет, из уважения к друзьям с другого полушария весь МУР на ушах стоит!
— Нечего балагурить! — довольно добродушно перебил меня Костя. — Стружку с нас будут снимать за это дело. Только сначала с тебя, потом с меня!
— Мы знаем, Костя, фамилию этого человека и то, что в его машине пулями разбито заднее стекло. Так что сегодня мы будем знать про него и все остальное.
— Постарайтесь. Я тут кое-кому позвонил из контрразведки. Они всех иностранцев, приезжающих сюда, прощупывают. И знаешь, им не очень понравился чинный господин из госдепа. Они немножко наблюдали за ним, и у них сложилось впечатление, что мистер Кервуд несколько раз уходил от наблюдения вполне профессионально. А неделю назад вообще исчез из поля зрения. И больше они его живым не видели.
— Не хочешь ли ты сказать, что он шпион?
— Нет, не обязательно. Это так, к сведению.
— Костя!
— Что?
— У меня такое ощущение, что ты, сам того не желая, подложил мне порядочную свинью с этим американцем!
— Это не ощущение, Саша, — засмеялся он, — это опыт.
Хорошо с Меркуловым с утра поговорить. Вроде ничего утешительного или особо приятного не сказал, а работать веселее стало.
Ближе к обеду появился Слава Грязнов. Длинное кожаное пальто, предмет тихой зависти молодых муровцев, внизу было заляпано серой грязью. Уже одно это свидетельствовало, что Грязнов чем-то расстроен. Впечатление усиливалось при взгляде на Славино лицо: оно могло бы вдохновить поэта на создание длинного опуса, состоящего из одних матерных выражений.
— Тебя, конечно, Шура Романова ничему не научила? — спросил он, усаживаясь на облезлый кожаный диванчик.
— Ты о чем?
— Ну в сейфе у тебя ничего, кроме тараканов, нет?
— Думаешь, я знаю?
— Посмотри, тебе тоже может пригодиться.
Я открыл сейф, не особенно надеясь, что там может быть спиртное, и очень удивился, обнаружив бутылку коньяка.
— Доставай! — оживился Грязнов.
— Меня, как твоего товарища, не может не настораживать твое все возрастающее пристрастие к спиртному! — с пафосом сказал я.
Но бутылку достал, поставил рядом небольшие металлические стаканчики из сувенирного дорожного набора. Нашарил в столе полпачки печенья.
— Слава, может, не будем?
— Мне надо! — несколько капризно заявил тот.
— Подожди, я даже не знаю, откуда она взялась, эта бутылка, вдруг это вещдок?
— Ты разве занимался кражей на ликеро-водочном?
— Да нет вроде…
— После рассмотрения дела в суде вещдоки, подобные этому, подлежат уничтожению в установленном порядке.
И Слава тут же начал большими, но ловкими пальцами открывать бутылку.
Я пытался вспомнить, откуда, от кого мог попасть ко мне сей нежданный подарок. Вспомнить не мог, а сомнения высказывал вслух:
— Может, это взятка? Вот сейчас разольем, а они как набегут, как покажут специальную отметку на бутылке — и суши сухари, коррумпированный следователь прокуратуры Турецкий.
— Тогда тем более торопись! Уничтожай компромат!
После того как выпили, я грустно констатировал:
— Сопьемся мы с тобой здесь, Слава…
— Дадут они тебе спиться! — непонятно кого имея в виду, возразил Слава.
Я согласно кивнул и спросил:
— С чем пришел?
— Есть у меня для вас две новости, одна плохая, вторая еще хуже. С какой начнем?
— Э, тогда все равно.
— Андриевский Юрий Владимирович, шестидесятого года рождения, живет на проспекте Андропова, имеет автомобиль «вольво». Вчера поздно вечером вернулся из командировки. Сегодня с утра поехал на автомобильный рынок, что на Солнечной. Возможно, на поиски стекол.
— Ну так, отлично! Прямо с рынка бери его, и пусть рассказывает!
— Не так все просто.
— Почему?
— Он в хорошем месте работает. В Научном центре исследований в Ясеневе.
— Служба внешней разведки? — уточнил я, чувствуя, как заныло сердце от нехороших предчувствий.
Да, с восемьдесят второго года, с первых дней работы в прокуратуре, судьба не раз сводила меня с ребятами из секретных служб. С ними хорошо сотрудничать, но и противники из них будь здоров!
— Других подходящих Андриевских нет? — со слабой надеждой спросил я.
— Нет.
— Ну что ж, Ясенево не Ясенево, а они должны дать объяснение по всем интересующим прокуратуру вопросам.
— Если это их внутренние разборки, ничего они нам не скажут!
— Для того у нас ты есть, Слава, чтобы получить нужные сведения даже против их желания. К тому же мне кажется, что, если бы это были, как ты говоришь, разборки, Андриевский не повез бы Кервуда в обычную больницу, где сразу сообщают в милицию о всех раненных ножом или пулей.
— Я-то постараюсь, не впервой. Если, конечно, раньше не полечу с должности.
— Что за пессимизм?!
— Это не пессимизм. Это подводка ко второй новости. Плеснешь еще каплю?
Налил ему стаканчик и себе на донышко.
— Теперь держись за стул, Шурик. В промежуток времени от двух часов ночи до десяти утра из сейфа в моем кабинете кто-то спер портфель полковника Скворцова!
Несколько минут я ошеломленно молчал, потом долил из бутылки в свой стаканчик и выпил залпом.
— С самого утра я напрягал всех и себя, просеивали всех московских Андриевских, нашли этого Зорге, ну я, перед тем как к тебе идти, заскочил в кабинет, в сейф полез…
— За бутылкой? — осуждающе уточнил я.
