— Как дошел, куда дошел... Сам дурак. Нечего было вперед батьки, то есть ОМОНа, лезть. Понимаешь, я ведь даже бронежилет не надел. Кто знал, что эти парни даже в парную с «макаровым» ходят. Хорошо, хоть не с «Калашниковым» или гранатометами вместо мочалок.
— Век живи — век учись, — сказал я крайне назидательно, как будто не меня самого недавно звезданули по голове, когда я занял исключительно удачную позицию в крыжовенных кустах, почему-то забыв предварительно осмотреться.
— Слушаюсь, товарищ генерал, — отчеканил Слава и попытался вытянуться в струнку. — Разрешите продолжить доклад?
— Валяй.
— Одного омоновцы шмякнули, того, который меня продырявил. Зато остальных тепленькими взяли. И даже мыльными. Наш Волобуев теперь вместе с ними в Бутырке постный супчик хлебает. Скоро с Александрой Ивановной всей группой в полосатых купальниках и познакомятся. Вот тут я им не позавидую. — Грязнов горестно качал головой в знак настоящего человеческого сочувствия.
— Ладно, Слава, выздоравливай, и поскорей, а мне в прокуратуру пора. Дела, брат, зовут.
Пока! — Грязнов снова расставлял шашки на доске, готовясь к новому неизбежному выигрышу.
В моем кабинете, как всегда за компьютером, сидел Сережа Ломанов. Но на сей раз он не раздевал женщин и не воевал с Украиной, а внимательно, по секторам изучал компьютерную карту Нью-Йорка. И, видимо, переносил данные в свой совсем уж персональный компьютер, то есть элементарно запоминал.
Ко всему прочему, рядом с ним на столе лежало несколько справочников и путеводителей по Америке. Один из них был даже по-русски. Я взял его в руки. Оказалось, что он издан вовсе не в России, а именно в Штатах. Значит, специально на нас уже работают. Мелочь, а приятно.
— Все наши документы и визы уже готовы, — сказал Ломанов, на секунду отрываясь от плана. — Кстати, я позвонил своему приятелю, он в Квинсе живет, чтобы он нас встретил. У него можно будет и переночевать. А то что ж деньги на гостиницу тратить? Хоть и казенные, но все-таки не лишние.
— Ну, добро, — сказал я.
И мы погрузились в бумаги, приготовленные Сережей. Нам предстояло разработать план наших действий. Нэнси Спир мы решили на всякий случай из Москвы не звонить. Объявимся в живом виде. Честно говоря, мне совсем не хотелось впутывать Нэнси в наши дела, но без ее помощи и подсказки нам вряд ли удастся обойтись.
Я позвонил Меркулову, но его не было на месте. Валерия Петровна сообщила мне, что он приедет прямо в аэропорт, чтобы проводить нас. Жизнерадостный голос меркуловской секретарши предвещал летную погоду.
— Это рыжее легавое мурло еще живо? — спросил Андрей Леонидович Буцков, поглаживая рыжую Клеопатру, развалившуюся у него на коленях.
Луиза сидела на столе, с огромным интересом обнюхивая телефон.
— К сожалению, да, Андрей Леонидович. Он находится в Институте Склифософского, новый корпус, третий этаж. Палата номер тридцать два. Ранение не слишком тяжелое. Через несколько дней его отпустят домой. Охраняет его один милиционер, вооруженный автоматом. Плюс охрана больницы, но это ерунда. — Степашин докладывал, не заглядывая в свою деловую палку.
— Третий этаж, говоришь?
— Да, третий, окно выходит во двор больницы.
— Необходимо, чтобы он выписался не домой, а на кладбище, — сказал Буцков, с особенной нежностью поглаживая шелковистую рыжую спинку кошки. — Я даже готов выделить особую статью расходов для поддержания его могилки в образцовом порядке. Да и похоронный процесс я готов профинансировать. За счет фонда, конечно.
— Да, проводы в последний путь — это святое, — скромно потупив глаза, согласился Степашин.
Они оба высоко ценили черный юмор не только в хороших детективах, но и в повседневной жизни. Он, юмор, эту повседневную жизнь весьма украшает.
Черная Луиза, оставив телефон, перебралась на подоконник, залитый августовским солнцем. Ее усики в ярком свете казались перламутровыми. Проводив ее теплым взглядом, Андрей Леонидович вернулся к делам:
— Что с новыми контрактами?
— Пока все в порядке. Никаких противодействий последние предложения не вызвали. По подсчетам наших экономистов, мы контролируем порядка пятнадцати — двадцати процентов негосударственной торговли нефтью и нефтепродуктами, которые проходят через Москву.
— Это, конечно, новость приятная. Но пока достаточно скромно. Хотелось бы никак не меньше тридцати трех. Тогда мы сможем вполне цивилизованно диктовать свои условия и цены.
— Доведем, Андрей Леонидович. Все в наших руках.
— Что с Прибалтикой?
— У нас теперь очень хорошо отлажен канал через Нарву. Я предлагаю, чтобы транспорты оттуда вообще не приходили в Москву. Мы можем быстро подготовить перевалочную базу в Воронеже. И ближе к местам поставки, и менее беспокойно. А за тот задержанный транспорт убытки уже покрыты.
— Похвально. Но благодарность выносить не будем. А то разбалуются. Так. Давай теперь о самом неприятном.
Клеопатра, словно почувствовав напряжение хозяина, потянулась и спрыгнула на пол.
Степашин глубоко вздохнул и раскрыл свою деловую папку. Но говорил, опять же не глядя в нее.
— Мы потеряли Свена. Взяты четверо. Гном, Крот, Люсик и Лысый.
— Знаю, — отрывисто сказал Буцков. — Ты мне лучше скажи, как они себя ведут на следствии?
— Пока никак. Качают права. Но за них еще не принимались как следует. Возможно, их будет допрашивать сама Романова. А баба она крутая.
— А побрякушки она не любит?
— К сожалению, она любит только свою работу. А уж в этом случае, когда ранен ее давний-предавний сотрудник, она и вовсе может вызвериться.
— Так, их предупредили, что если заговорят, то...
— Ну, так ведь у нас, Андрей Леонидович, каждый об этом предупрежден изначально.
— Напомнить никогда не вредно. Повторение — мать учения. В случае, если кто заговорит все же, обеспечь адекватные нехорошему поступку меры.
Степашин сделал отметку в папке, а Буцков что-то записал в свой кондуит с золотым обрезом.
...В Шереметьево мы с Ломановым прибыли в половине третьего. По внутреннему телефону я позвонил начальнику таможни. Он почему-то очень обрадованно сообщил мне, что нас уже ожидает заместитель Генерального прокурора. И что нам надо пройти в правое крыло зала отлетов. Слева от таможенных стоек нас будет ожидать офицер таможни.
Офицер, оказавшийся вполне симпатичной дамой, все-таки для проформы взглянула на наши паспорта и провела нас через служебный вход за границу. Ведь таможенные посты, которые мы так легко миновали, есть не что иное, как государственная граница.
