Это было, конечно, не совсем то, о чем мечтал Кларк. В его обязанности входило следить за правильностью и качеством упаковки коробок и контейнеров, которые потом загружались в трюмы кораблей и отправлялись в воюющую Европу. Энергия и честолюбие Кларка требовали большего — боевых действий, военных операций, стремительных схваток с врагами и конечно же победных шествий, чтобы девушки бросали цветы мужественным освободителям.
Упаковывая коробку за коробкой, он писал рапорт за рапортом. В конце концов, его направили в офицерскую школу в Чарлстоне. По выпуску из нее он получил звание лейтенанта, но довольно долгое время в этой самой школе вынужден был заниматься обучением новобранцев.
Только в начале осени сорок второго года Кларка перевели в Пенсильванский пехотный полк, который вскоре и принял участие в высадке англо-американских войск в Северной Африке. А позже, летом сорок третьего, Кларк принял участие в знаменитой операции, в ходе которой англичане и американцы захватили Сицилию. К этому времени он был уже бравым воякой.
После сицилийской операции, где Кларк был в первый раз ранен, его вновь отправили в Америку. «Сослали», — как выразился он сам позже. Его опыт понадобился опять же для подготовки новобранцев, которой он и занимался в Уилмингтоне. Соединенные Штаты начали серьезную подготовку к открытию второго фронта.
Однако именно благодаря своим географическим перемещениям Кларку удалось принять участие едва ли не во всех наиболее значительных военных операциях англо-американских войск. В том числе и в знаменитой высадке в Нормандии, ознаменовавшей собой открытие долгожданного второго фронта.
Кларк вступил на территорию Франции в составе Хартфордского полка. Командир третьего батальона, в котором служил Кларк, капитан Мерритт позже рассказывал, что для него самым главным воспоминанием о тех днях во Франции было сражение за плацдарм около моста через реку Орн у Грембоскского леса. На самом деле эта операция батальона служила лишь отвлекающим маневром.
Против батальона выступали части двести семьдесят пятой немецкой пехотной дивизии. Этот плацдарм стал буквально кладбищем для батальона. Сам Кларк признавался позже, что в течение сорока восьми часов он был совершенно уверен, что ему пришел конец.
Естественно, по прошествии долгого времени бывшие солдаты рассказывают множество историй, случившихся во время боевых действий. Иногда эти рассказы напоминают байки рыболовов, кто какую огромную рыбу поймал. Или охотничьи истории — где убитый барсук превращается в разъяренного медведя, а скромная, чуть ли не домашняя утка — в стаю диких перепелов. Но все же, когда многие люди рассказывают эти байки про одного и того же человека, создается впечатление, что уж во всяком случае какие-то основания для подобного мифотворчества имелись.
Про Нормана Кларка таких историй сохранилось множество. Один бывший рядовой из его взвода вспоминал, например, как Кларк с несколькими бойцами, оседлав трофейный немецкий мотоцикл, вырвался вперед и залег на опушке леса. Совершенно неожиданно перед ними появился огромный немецкий «тигр». Кларк, однако же, не испытал слишком большого ужаса. То есть — он вообще не испытал ужаса. Но по причине самой тривиальной.
Дело в том, что он с детства не пил спиртного. Однажды в детстве он попробовал его, за что был жестоко отцом выпорот. А здесь денщик капитана Мерритта, увидев, что лицо Кларка приобрело слишком бледный оттенок, сунул ему в руки бутылку виски. Отчаянно приложившись к ней, Кларк уже ничего не боялся. Мало того, он совершенно не знал, как управлять мотоциклом. Пришлось ему осваивать мотоцикл прямо на ходу. А тут еще этот немецкий танк!
К счастью, у него было с собой противотанковое ружье. Он прицелился, дважды выстрелил и дважды попал.
Кстати, по многочисленным свидетельствам Кларк уже тогда восхищал однополчан знанием иностранных языков. С французами он говорил по- французски.
В знании немецкого его товарищам пришлось убедиться в первый раз, когда позиции батальона находились в непосредственной близости от немецких окопов. До них долетала жуткая немецкая брань в их адрес. Подмигнув соседям по окопам, Норман выдал такие громкие тирады в сторону немцев на немецком языке, что те ошарашенно замолчали. Когда Норман перевел товарищам свои слова, те долго и весело ржали.
Один однополчанин Кларка позже вспоминал, что однажды спросил Нормана, кем тот будет после войны. Кларк с абсолютной уверенностью ответил, что он будет миллионером.
Другой однополчанин, капрал Портер, в интервью газете «Ивнинг пост» сказал о Нормане Кларке загадочную, на первый взгляд, фразу, что этот парень мог бы даже продать песок арабам.
После отправки на переформирование батальона по приказу командира полка генерал-майора Бэлла Кларк некоторое время служил переводчиком при штабе полка, а также в лагере военнопленных в Амьене. После чего отправился с остатками своего батальона в Бельгию, где получил отпуск, который использовал для поездки в Париж.
Здесь ему, как он признавался позже, несказанно повезло. Во-первых, он встретился с генералом Фростом, который в Сицилийской кампании командовал полком, где тогда служил Кларк. В то время Фрост был еще только полковником. С Кларком, который командовал взводом, их сблизила любовь к шахматам.
Встреча в Париже была очень удачной шахматной комбинацией, как бы подстроенной самой жизнью. Генерал Фрост в Париже заведовал армейской разведывательной службой. С этих пор и до конца войны Кларк стал служить по этому ведомству. Он получил право носить как военную форму, так и гражданское платье, по своему желанию.
Этот род службы, а также знание языков и сосредоточение тогда на европейском театре военных действий множества людей, уже тогда влиятельных в политике, а также тех, кому только предстояло играть заметную роль в самые ближайшие послевоенные годы, дали Кларку возможность познакомиться с теми, с кем он будет дружен потом долгое время.
С теми, через кого он приблизится к святая святых американского общества. Общие военные воспоминания как никакие другие сближают людей.
Даже после длительной фашистской оккупации Париж все равно оставался Парижем, самым романтическим городом в мире, где даже военные становятся похожи на художников.
Здесь, в одной французской семье, которая, как и многие другие, с огромным удовольствием и любовью привечала победителей, Норман Кларк познакомился с Коко Шанель. Неожиданно они подружились — в них было что-то общее. Авантюрная жилка, экстравагантность самого хорошего тона, любовь к свободе и независимости, а также к красивым вещам и людям.
Великая Мадемуазель была широко известна во всем мире. Это была фантастическая женщина, а не просто признанный модельер. Коко Шанель создала не только новый облик, но и новый тип женщины. Не случайно в течение многих лет она как бы являлась центром притяжения для нескольких поколений женщин. Она сняла с женщины корсет, дала ощущение самостоятельности и независимости...
Сама Шанель говорила, что победу ей принесли здравый смысл и очень простые вещи. За что бы ни бралась Шанель, она во все вносила новые мотивы. Ее знаменитые духи «Шанель № 5» стали едва ли не важнейшим событием в истории парфюмерии двадцатого века. Шанель отказалась от традиционных цветочных запахов, изобретя состав, в который вошло восемьдесят ингредиентов. Это была свежесть целого сада, но в ней нельзя было разгадать запаха ни одного конкретного цветка. Эта деталь особенно восхитила молодого Нормана Кларка.
