— Сережа, звони Зотову. Сначала на работу, а если его там нет, то домой.
Зотов оказался дома и сказал, что ждет нас в любое время. Мы поехали тотчас. Было уже без малого пять часов дня.
Во внутренний карман куртки я засунул пару наручников, очень надеясь, что они мне сегодня пригодятся. Моя клятва Марине о том, что я застрелю ее убийцу собственноручно, была красива, но слишком эмоциональна. Самым верным было передать его в руки правосудия.
Поехали мы на моей машине. При пересечении Садового кольца попали в пробку, но все равно были на Бутырской улице у Зотова минут через двадцать.
Как только Петя услышал, что нас интересует Афганистан, Буцков и его люди, он вновь стал заикаться.
— Эт-т-то Д-доля, т-т-точно Д-д-доля, — сказал он, едва взглянув на фоторобот.
Он порылся в ящиках стола и вывалил нам целую груду фотографий — дембельского альбома, как оказалось, он завести не удосужился. Да, собственно, нам было достаточно уже того, что он узнал убийцу.
Мы с Ломановым рассказали Пете о всех наших предположениях и вычисленных совпадениях. Особенно Петю заинтересовало упоминание Шерлока Холмса.
— Д-доля вообще ч-человек очень л-литерат-турный. Я же вам, к-кажется, рассказывал, ч-что он д-даже в Афгане читал Д-Достоевского. Эх, где ж в-вы б-были раньше!
Я грустно развел руками. Что-же мне оставалось делать?
— Ладно, мужики, к делу, — сказал я. — Если все обстоит так, как мы предполагаем, и Доля действительно окажется в этом клубе Шерлока Холмса, то мы должны заранее выработать план действий. У нас еще есть полчаса.
— Я ид-д-ду с в-вами, — решительно заявил Зотов.
Я оценивающе взглянул на него:
— Хорошо. Ты с ним знаком и подойдешь первым. Ломанов будет с тобой. Меня же он знает в лицо, поэтому я появлюсь в последний момент.
И мы разработали примерный план действий.
На втором этаже Центрального дома медработников разгуливало множество фальшивых англичан в клетчатых пиджаках и с трубками в зубах. Ребята вошли в холл первыми и сделали мне знак — Доли пока не было.
До начала заседания клуба оставалось пятнадцать минут.
Я прошел в дальний левый угол холла, где в тени стояла пара мягких кресел. Чтобы не изобретать велосипеда, я использовал старый-престарый шпионский прием. Делал вид, что читаю газету, а на самом деле внимательно следил за происходящим в дырочку, которую проковырял в центре газеты.
Сережа и Петя моментально освоились в этой обстановке и уже через минуту вступили в беседу с клетчатыми мужиками. Имена Шерлока Холмса и доктора Ватсона, а также сэра Конан Дойла доносились до моего слуха с интервалом в несколько секунд.
До начала заседания оставалось уже несколько минут. Тут всеобщим вниманием завладел ужасно толстый и бородатый парень в самом клетчатом из всех клетчатых пиджаков:
— Уважаемые джентльмены! — Голос его был густ, сочен и громок. — Прошу всех в зал. Мы начинаем наше торжественное заседание, посвященное знаменитому делу о пестрой ленте. Укротитель змей ужё прибыл со своими питомцами! Прошу всех в зал! Проходите, проходите. — Он трогал всех за плечи, словно подталкивая в зал. — А это что за зачитавшийся джентльмен? Прошу и вас! Проходите в зал.
Я понял, что он обращается ко мне. И про себя выругался — Доли все еще не было. К сожалению, создавалось впечатление, что и не будет.
Только успел я это подумать, как увидел его входящим в холл. К счастью, кто-то еще более настырный завладел вниманием толстяка, и он отцепился ото всех, а главное — от меня.
Доля в клетчатом пиджаке остановился в дальнем конце холла у двери и очень внимательно оглядел помещение. Мне даже показалось, что я ощущаю его холодный взгляд через дырочку в газете. Хотя это было конечно же иллюзией.
Мои замечательные напарники настолько увлеклись, что уже были где-то в зале, продолжая, наверное, начатый с кем-то разговор. Что ж, может быть, это и к лучшему, пронеслась в голове мгновенная мысль.
Как всегда бывает, в дверях зала в последний момент образовалась толкучка. Доля стоял чуть в стороне и ожидал, когда путь освободится. В мою сторону он не смотрел.
Я решил действовать один.
От моего темного угла до Доли было шагов семь. Толпа уже почти влилась в зал, и он стоял ко мне спиной. Я положил газету на соседнее кресло и, опустив лицо вниз, едва сдерживая себя, чтобы не побежать, сделал эти несколько так необходимых шагов.
Я был уже в метре от него, когда он обернулся.
И я увидел, какой ужас появляется в глазах человека, который сталкивается с привидением. Ведь он знал, что сегодня утром убил меня.
Всю свою ненависть и силу я вложил в удар слева, которого Доля никак не ожидал. Он не успел дернуться, как рухнул навзничь, стукнувшись головой о косяк двери. Все англоманы уже прошли внутрь, и некому было оценить скорость падения своего сотоварища.
Я уже защелкнул на нем наручники и вытащил из заднего кармана брюк иностранного производства пистолет с хромированным стволом, когда из двери выглянули Зотов с Ломановым. Сразу все поняв, они выскочили из зала и закрыли за собой дверь.
Мы подняли уже очухавшегося Долю и дружно спустились вниз. Нами как-то очень резво заинтересовалась охрана, которой мне пришлось предъявить удостоверение. Тогда они проводили нас в служебную комнату.
Машина из МУРа прибыла через десять минут.
Глава седьмая КОНЕЦ «КРЕСТНОГО ОТЦА»
10 августа 1994 года. Ночь, утро
Вчерашний день без перерыва перетек в сегодняшний.
С восьми вечера до двенадцати мы допрашивали Долю. Поначалу он пытался вставать в позу пострадавшего, потом его обуяла невиданная гордыня, а уж после, поняв, что мы знаем слишком много и против него есть свидетели, он обмяк до неприличия.
Хладнокровный убийца оказался на поверку обыкновенной размазней. Хотя от его объяснений веяло явной «достоевщиной».
Теория Раскольникова о сильной личности болезненно проросла в его мозгу и дала свои мерзкие плоды. Он очень подробно и чуть ли не с удовольствием описывал все свои убийства, в череде которых я услышал и знакомые по хронике «нефтяной войны» фамилии.
Правда, Доля объяснил, что взрывами он не занимался.
— Это специальность Петухова со товарищи, — высокомерно сказал он. — Я работаю только в одиночестве.
Судя по всему, он был потенциальным клиентом психиатрички. Афганистан сдвинул его психику настолько, что пути в нормальный мир он уже нащупать не смог. И обосновался в мире преступлений, где чувствовал себя этаким эстетом убийства. Чуть ли не Мефистофелем.
Однако Мефистофель элементарно заложил своего патрона со всеми его грязными потрохами. Но, правда, под это подвел солидную теоретическую базу.
