— И как там, в Грузии? — спросил Егор.
— Очень необычно! Сваны такой интересный народ! Не приходилось общаться?
— Нет. Но отец рассказывал, он там часто бывал. Тоже увлекался альпинизмом.
— Сколько лет отцу? — поинтересовался Сергей.
— Пятьдесят семь.
— Когда же он там ходил?
— В восьмидесятые.
Теперь уже Сергей с удивлением вытаращился на Егора:
— Не понял…
— Что «не понял»?
— Если твоему отцу пятьдесят семь лет, как он мог ходить в горы в восьмидесятые?
— А что тут такого?.. — протянул Егор, и вдруг, повинуясь какому-то наитию, спросил. — Сергей, какой сейчас год?
— Сорок первый, — ответил Усольцев. — Ты что, перетрудился вчера?
— Не знаю, — с тоской произнес Егор. — Но кто-то сошел с ума. Либо ты, либо я.
Таджикская ССР. У д. Саригор.
N-ская погранзастава на границе с Афганистаном.
Бессонной ночью на границе никого не удивишь. Даже парой таких ночей подряд. Специфика службы, которую все понимают. А кто не понимает, долго на заставах не задерживаются. Но таких в Пограничных войсках исчезающе мало. Сюда берут самых лучших, коммунистов и комсомольцев, отличных стрелков и увлеченных кинологов, и каждый попавший горд тем, что именно ему Родина доверила охранять ее Священные Рубежи. Это вам не какая-нибудь капиталистическая армия, куда гребут всех подряд, и даже не забытый самими товарищами Ворошиловым и Тимошенко гарнизон в Кушке, о котором ходит старый, наверное еще времен доисторического материализма, анекдот: «Есть на свете три дыры — Кушка, Асхабад, Мары». Это — граница.
Стоящая неподалеку от кишлака Саригор пограничная застава исключением не являлась, тем более что начальник заставы, лейтенант Майбородский, исполнял одновременно и обязанности секретаря партбюро отряда. У такого не забалуешь. Да и баловаться тут весьма и весьма опасно. Граница с «мирным, дружественным Афганистаном» особым миролюбием не отличалась. С той стороны то и дело постреливали недобитые басмачи, через Пяндж прорывались банды племени хадырша, угонявшие скот.
Но после События по всей пограничной полосе установилась вязкая, гнетущая своей непонятностью тишина. За несколько дней всех нарушений — пара попыток контрабанды наркотиков, причем во втором случае «контрабас» даже и не сопротивлялся. Такие мелочи считаются только для «галочки» в рапорте по служебной деятельности. Зато в усиление на заставу прибыл взвод горных стрелков из шестьдесят восьмой дивизии. С двумя минометными и четырьмя пулеметными расчетами. Подобное заставит насторожиться самых отъявленных оптимистов. Особенно если учесть, что людей на заставе всегда было чуть больше половины от утвержденного штата, и никого это особенно не волновало. Людей везде не хватает. А тут…
Застава застыла в тревожном ожидании. И не зря — ночью к ограде подобрался посланный местными мальчишка и передал записку. Майбородский прочитал и смачно выругался. Собственно, текст записки являлся переводом послания. Некие «моджахеды» предупреждали жителей кишлака о готовящейся против русских «акции». Таджикам предлагали оставаться в домах, а женщинам готовить пищу верным воинам Аллаха. Как положено, уверяли в полной безопасности. Перевод выполнил дед Ахмет, лучше всех в Саригоре знавший русский. От себя аксакал добавил, что кишлачники, которых не набиралось и сотни, включая детей, женщин и глубоких стариков, уже покинули дома и ушли в горы, так что «защита Сарыгор таварищ лытенан савсем не нада». Писал дед Ахмет с ошибками и без знаков препинания, но смысл всегда передавал точно.
До смены нарядов оставалось еще часа два. Майбородский, решившись, объявил боевую тревогу. Словно в ответ на команду, на границе разгорелась стрельба. Гулко бухали винтовки, строчил «Дегтярев», непрерывно звучал сдавленный грохот, видимо от оружия басмачей.
Небольшой участок ровной земли, на котором стояли казарма, несколько хозяйственных построек с конюшней и собачим питомником, ожил. Поднятые тревогой и стрельбой пограничники и красноармейцы занимали согласно боевому расписанию места в стрелковых ячейках и у орудий. И тут на заставу обрушился массированный артиллерийско-минометный обстрел. Ничего подобного лейтенанту видеть еще не приходилось. Разрывы вздымались по всей территории заставы. Что-то бухнуло внутри казармы, через окно спального помещения выплеснулось пламя. После очередного разрыва бежавший через двор красноармеец упал, и лейтенант бросился к нему, чтобы оттащить раненого в укрытие. Взрыва накрывшей его мины Майбродский не увидел…
— Серый! На пять часов!
— Вижу! — Борин повел стволом, и длинная очередь накрыла группку людей в темном. В ответ на позицию снова обрушились мины.
— Суки, специально в черное вырядились, чтобы ночью видно не было, — прокомментировал Федька Капитонов, скатившись на дно ячейки.
— Ничего, — буркнул Борин, устраиваясь рядом, — мы и в темноте видеть умеем. И стрелять не разучились. «Максим» — это не ихние пукалки! Сейчас отстреляются — и продолжим. Как там прикрытие, живы?
— Были вроде. У тебя вода есть?
— Нет, — Сергей вздохнул. Пить хотелось неимоверно. А вода, запасенная для пулемета, давно уже ушла в пар, остужая раскаленный ствол «станкача». — Утихло вроде, сейчас опять полезут!
Точно, полезли, прямо на скашивающие их очереди. В психическую поднялись! Можно подумать, страшнее наших басмачей! И не останавливаются уже, суки, под свой же огонь лезут… А вот хрен вам! Мы тоже умеем не прятаться…
— Ну что там, Мишка?
— Так все, товарищ старшина! Осколком в рацию садануло. Только и успел передать, что по нас с вершин садят! Подтверждения не дождался. Прошло — не прошло, хрен их ту маму знает!
— Так на хрен ты этот гроб с собой таскаешь? Бери винтовку и в третью ячейку! Только через двор не беги, прибьют. За конюшней ховайся да по-над стеночкою!
Выстрелы, грохот…
— Мишка, живой?
Тишина в ответ. Приподняться, посмотреть в наползающей серости рассвета. Да, такое и в темноте не спутаешь. «Прощай, Мишаня! Нет, до свидания! Скоро встретимся. Недешево ты им достался. И я еще цену подбавлю. Сейчас, до гашетки доберусь… Сука, как бок болит. И нога. Достали, гады. И голова кружится. Контузия, наверное. Или от кровопотери… Перевязать бы надо. А, наплевать! Вся не вытечет. Не успеет.
Ну, идете, сволочи? Молодцы! Идите сюда! А теперь получите! За Мишку! И за меня! За всех получите!..»
— Русский, сдавайся! Убирайся вон с наша земля. Вам всем здес смерт!
«Разорались, бляди! — подумал Климов. — Засечь бы, где эта говорилка у них стоит, да садануть чем-нибудь…»
Словно отвечая мыслям, грохнул одинокий разрыв, и громкоговоритель заткнулся на полуслове. «Получите! У нас тоже минометы есть»! В ответ опять обрушился шквал огня. «М-да… А у них реактивные снаряды и ручной пулемет у каждого… Так, старшина, отставить пораженческие мысли! Ты советский пограничник! И хрен тебя возьмешь такой фигней! А басмачи уже совсем близко».
