За окном уже хлестал ливень, сверкало и громыхало. В комнате стало темно. Я включил настольную лампу и уселся в меркуловское кресло. Газета московского военного округа «На страже Родины» была двухмесячной давности. Статья называлась «Десантники». Жуя хлеб с ветчиной и запивая их невкусным кофе, я начал читать.
«…Взвод отрабатывает приемы рукопашного боя. Не на ковре в спортзале — на шершавом, как наждак, асфальте, под моросящим дождем парни «колют» друг друга штыками, «бьют» прикладами автоматов, саперными лопатами, сверкает сталь ножей. Пока бойцы увлечены уроком, поднимаю нож. Заточен, как бритва…
— А вы думали — бутафория? — усмехается комбат. — Условности не для нас. Что прежде всего должен подавить парень в берете десантника? Страх!»
Меркулов не просто так подсунул мне эту газету. И я внимательно вчитываюсь в каждое слово, написанное корреспондентом — как его? — Савкиным.
«…Нынешние части спецназначения с входящими в них танковыми, артиллерийскими, саперными и другими подразделениями находятся в составе воздушно-десантных войск Министерства обороны СССР. Высаживаясь в качестве тактических десантов, они способны самостоятельно захватывать острова, военные базы, порты и аэродромы.
Служба в батальоне спецназа требует особой подготовки. Среди тех, кто воспитывает и командует молодыми десантниками, случайных людей, отбывающих службу, а не отдающих ей все сердце, все силы, нет. Вот только один из батальонов спецназа. Сержанту Алексею Дубову…»
Я машинально запихнул в рот целый бутерброд. Допил остатки меркуловского кофе.
«…Сержанту Алексею Дубову 23 года. Судьба не раз испытывала его на излом. Он вырос в трудовой семье железнодорожников, в Бирюлеве, под Москвой. Попал в военно-воздушные войска спецназначения. Его подразделение было переброшено в ДРА. Однажды… Впрочем, пусть сам расскажет.
— Мы помогали воинам афганской армии эвакуировать раненых из селения, подвергшегося нападению душманов. Я вошел в один из домов и почувствовал на себе взгляд. Резко обернулся: на меня летел с кинжалом здоровенный детина. Успел подставить приклад автомата. Удар отбил, но клинок вспорол кисть руки. Подсечкой опрокинул душмана. Тот в падении пытался заколоть меня кинжалом. Но не успел. Мой нож был быстрее…
— Не считали, сколько у вас было таких стычек — один на один?
— Почему же, считал. Их не забудешь. Двадцать две…» Я отложил газету. Которая же из них — двадцать третья, двадцать седьмая, — оказалась для тебя роковой?
Гроза стихла. И как в хорошем спектакле, на пороге возник Меркулов. Он удовлетворительно осмотрел опустевшие чашки и блюдца. Достал из папки еще одну газету.
— У нас что — политзанятия?
— Занятия по криминалистике, — ответил Меркулов тоном, каким учитель объясняет урок отстающему ученику.
На этот раз статья называлась «Шаг в бессмертие», опубликована в «Красной звезде».
«Взвод под командованием Владимира Ивонина получил задачу закрепиться на выгодном рубеже у ущелья в провинции Кунар. Сюда, по имеющимся данным, направлялась крупная банда душманов. В дозор командир взвода назначил сержанта А. Дубова и А. Морозова, а также рядовых Халилова и Смирнова с задачей не допустить внезапного нападения противника с тыла.
И тут же в упор по командиру взвода лейтенанту Ивонину ударил пулемет притаившегося в кустах душмана. Но на мгновенье раньше на пути свинцовой струи встал сержант Дубов, грудью защитив командира…»
Я бросил на стол газету.
Первый раз за три дня после смерти Ким нечто большее, чем бесконечные, многозначительные домыслы, выстраивалось у меня в голове… Это еще не было знанием. Меркулов называл это «предметно думать о будущем».
Если автор письма — сержант из взвода Ивонина по фамилии Морозов, то мы можем найти одного свидетеля гибели Алексея Дубова. Если мы с Моисеевым правильно прочитали письмо к Ким, то ее убийство имеет непосредственное отношение к контакту с Дубовым. Ведь она хранила какие-то документы, присланные ей Дубовым. И судя по всему, этот Морозов знает их содержание. Убийцы, вероятно, искали у Ким эти бумаги и нашли… Надо искать воинскую часть, а точнее, взвод, которым несколько месяцев назад командовал лейтенант Ивонин. Надо разыскать также рядовых Халилова и Смирнова. Надо узнать, что в действительности произошло у них там, в Афганистане, потому что все это один узел, завязанный непостижимым образом. Но прежде всего нам нужен сержант А. Морозов…
— Мы же договорились, Саша, берем только отдельные факты и вертим их со всех сторон, не связывая воедино. Пока…
Веселое дело! Я даже не заметил, что говорю вслух, а Меркулов при этом послушно стоит около меня, восседающего в начальственном кресле.
— Но мне кажется, что наличие «Фауста» в моем деле и в деле Гречанника не случайно, — все-таки говорю я, — нам надо попросить Жозефа и этого комитетчика, Балакирева, помочь нам в оперативной разработке военнослужащих. У лубянцев больше возможностей для того, чтобы пощупать подходы к военным, выяснить их причастность к этим двум убийствам. Согласитесь, что я прав.
— Если ты хочешь, чтобы комитетчики у тебя отобрали дело, тогда ты прав… И не смотри на меня так остервенело, надо же предметно думать о будущем. Да, да, именно предметно, и нечего иронически вздыхать. Мы не поедем к товарищам лубянцам. Мы поедем к «боярам».
«Боярами» у нас величали Главную военную прокуратуру: во-первых, она размещалась в старинном боярском особняке на улице Кирова, бывшей Мясницкой, во-вторых, военные прокуроры и следователи фактически подчинены другому ведомству — военному — и в сравнении в нами, штатскими, явно выигрывают в зарплате и всяческих льготах. Военная прокуратура сильна еще тем, что имеет определенную власть над КГБ: в случае провинности сотрудника госбезопасности его дело попадает на стол военного прокурора…
— И будем считать это, — продолжал Меркулов, — началом операции под кодовым названием… — «Фауст».
— Ты что, Костя, издеваешься?
— А чем плохое название? Название миленькое, как в детективном романе. Тем более что, кроме нас с тобой, кроме Турецкого и Меркулова, оно, как и сама операция, никому не должно быть известно.
Он подошел к зеркалу, прихорошился, подмигнул самому себе и, обернувшись, пропел:
Брось сердиться, Саша,
Ласково взгляни!
Жизнь прекрасна наша
В солнечные дни!
Я засмеялся:
— Ну, ты пока пой, а я состряпаю Грязнову задание.
— Только быстро, Саша, нам надо успеть до обеда. Ты дай Клаве напечатать, она попросит подписать, скажем, Гречанника и отправить в МУР.
Я уже строчил Грязнову ориентировку — определить местонахождения Морозова, рядовых Халилова и Смирнова и через пятнадцать минут доложил Меркулову о готовности.
— Заводить мотор, Константин Дмитриевич?
— Заводить, Александр Борисович! — И когда я был уже в дверях, он окликнул меня: — Саша. Нам нужна особая осторожность. И конспирация.
