— По телевизору ничего такого он увидеть не мог, у нас кабельное телевидение — четыре канала, и все музыкальные, никаких новостей, фильмов ужасов и прочего. Общался Владимир со всеми пациентами без исключения, на сегодня у нас их шестнадцать, и у них регулярно бывают общие беседы с психологом. Кроме того, они вместе гуляют, едят, занимаются в тренажерном зале.
— Может быть, Молчанов сблизился с кем-то на почве своей, так сказать, нетрадиционной половой ориентации? — не удержался Турецкий.
— Насчет гомосексуализма у него это не блажь, не дань моде, он не бисексуал, и при этом, как ни странно это звучит для вас, Владимир — э-э… однолюб. Психотерапевту он рассказывал о каком-то Жене, которого любит больше жизни. И, несмотря на то что он был у нас не единственным с подобными наклонностями, Владимир не предпринимал каких-либо попыток с кем-то сблизиться.
— Тогда расскажите о такси, пожалуйста, поподробнее… — попросил Турецкий. — Откуда он звонил?
— В холле у нас два телефона-автомата, — очевидно, оттуда. Такси частное, белые «Жигули», «девятка», номер я вот записал. — Дименштейн протянул Турецкому квадратик желтой бумаги.
Турецкий добросовестно записал показания свидетеля Дименштейна. Больше здесь делать было нечего. Просьбу Турецкого о том, чтобы поговорить с остальными клиентами заведения, Дименштейн вежливо, но твердо отклонил — это может нанести непоправимый урон их неустойчивой психике. Зато обещал со всеми побеседовать сам и представить полный отчет в письменном виде с приложением аудиозаписей.
— И что же, после этого случая вы не разрешите своей охране в следующий раз стрелять на поражение? — на прощание спросил Турецкий.
— Конечно нет. Выйди все наоборот, мы имели бы ту же статью за непредумышленное убийство, только в тюрьму сел бы нормальный, здоровый человек.
Вот вам и супермеры безопасности — гуляй где хочешь, делай что хочешь, звони кому хочешь.
Кстати о звонках.
Долговой-то звонили как раз не из автомата, — значит, точно не Вовик. По крайней мере, хоть в чем-то этот психопат не замешан. Но тогда кто? Дименштейн — демагог, можно даже сказать, дурогон, но на злодея как-то не тянет. Нужно бы, конечно, допросить весь персонал без исключения, да только соучастие в побеге любому из них инкриминировать сложно, а в телефонном терроризме никто, естественно, вот так вдруг, по собственной воле, не признается.
8
В прокуратуру Турецкий вернулся в состоянии крайнего раздражения — Вовик, мерзавец, достал окончательно, и если удастся его поймать, то больше никаких санаториев. В психушку! Обычную психушку, с извергами санитарами и лошадиными дозами магнезии и серы в задницу. Пусть посидит недельку, сообразит, что к чему, а заодно мы тогда разберемся в его вменяемости.
Но вот где его, урода, искать? И кому это он, кстати, мстить собрался? Если Долговой, так он ее не отыщет, а если засранцам уноновцам, то флаг ему в руки и ведро комсомольских значков, даже не станем мешать.
Денис Грязнов, пока Турецкий вел беседы, успел обегать всех мало-мальски известных Вовиковых знакомых, проверить его квартиру и квартиру Жеки, но Вовик нигде не появлялся. Денис, как всегда, был пунктуален и скрупулезен. Минут пятнадцать он перечислял Турецкому, что именно было в квартирах Жеки и Вовика, какие именно одинаковые старые газеты были и там, и там и прочее. А в заключение спросил, что ему теперь с ними делать. В конце концов Турецкий распсиховался, наорал на Дениса и порекомендовал почитать. Учитывая, что речь шла о прессе типа «Экстра М» и «Центр-плюс», распоряжение это было излишне жестоким.
Зато нашлось такси — перепуганный водитель сам приехал в милицию и рассказал, что какой-то тип в черной майке и тонкой поплиновой куртке с простреленным карманом угрожал ему оружием, заставил полчаса возить бесплатно, а потом еще забрал все деньги, которые у таксиста оказались с собой. Денег было около пятисот рублей, так что даже на одну дозу Вовику едва ли хватит. Высадил таксист его у станции метро «Электрозаводская», то есть, покружив по городу, они практически вернулись на исходную позицию.
9
«…Не могу молчать.
Работа двигается намного медленнее, чем мне хотелось бы. Трудно представить себе более неподходящее место и время для научных исследований, чем Россия сегодня. Разве что Афганистан или Сомали. Помимо всеобщего бардака, парализующего в нашей стране созидательную деятельность любого рода, у меня есть еще и дополнительные препоны.
Не будучи доктором наук, я возглавила фактически уникальное научное направление. Естественно, возникли проблемы с публикациями — это только в Москве у народа все схвачено, есть материал — публикуйся хоть три раза в месяц, нет материала — раз в три месяца. Поэтому аспиранты ко мне шли неохотно, а работать по нынешним временам больше некому: денег не платят, а они согласны пахать почти даром, за заветный кандидатский диплом.
Получив лабораторию, я налетела на проблемы далеко не научного характера, как лбом на стену. Раньше они казались мне далекими, как звезды. В Москве все было просто: была тема, выбранная еще на первом курсе, а если смотреть на вещи шире — еще с пеленок, были родители-коллеги, был научный руководитель, их знакомый. Жизнь была — знай себе живи да работай.
Признаться, столкнувшись с необходимостью руководить исследованиями целого коллектива, я на первых порах растерялась. И надо ли объяснять почему?
Во-первых, коллектива не существовало, его еще только предстояло создать, во-вторых, система, худо-бедно поддерживавшая вялотекущие научные трепыхания (сколько-нибудь полноценные разработки всегда могло обеспечить лишь одно ведомство, со времен Союза во всех НИИ бытовала пословица: работаешь или в корзину, или на Пентагон), так вот, даже эта система приказала долго жить. И как, спрашивается, в таких условиях создать коллектив? Где найти романтиков, согласных ехать в глушь, в которой к тому же не платят зарплату и нет ясных научных перспектив? Причем эти романтики должны быть работоспособными, как тракторы, и непритязательными во всех отношениях. То, что прагматиков, удовлетворяющих указанным требованиям, не существует, я поняла быстро, буквально за две-три недели.
Но потом я поняла и еще кое-что. Люди, идущие в науку, подсознательно готовы многим жертвовать, в конце концов, и дураку понятно — это не самый короткий путь к славе, тем более к богатству. В таком случае, предлагая им интересную работу, я их не обманываю.
Моя совесть чиста.
Если кто из моих сотрудников собрался делать стремительную карьеру — пусть пеняют на себя. Ничего подобного я им не обещала.
Не люблю перечитывать свои записи. А сейчас перечитала и ужаснулась: я становлюсь занудой. Надо работать над собой, что ли?
10
…Очередная проблема — кончились лабораторные животные.
Я и не представляла себе, что это так серьезно. Все бактериологические, биохимические и т. п. лаборатории Иркутского академцентра простаивают.
