Я сажусь на землю и соображаю, что мне делать с моим открытием. Прямо заявить о нем ГП-2? Но последствия могут быть совершенно непредсказуемы. Дождаться вертолета и привлечь экипаж к его задержанию как особо опасного преступника. А что потом? Я прокручиваю в голове варианты один чудовищней другого. Нет. Нет и еще раз нет. Предавать дело огласке нельзя. Но и умалчивать о нем нельзя, раз уж до такого дошло. Слава богу, ГП-1 повезло: отделался парой переломов и небольшим сотрясением мозга.
Все-таки я должна сказать ГП-2, что обо всем догадалась. Но только ему, чтобы никто больше не знал. И еще я должна дать ему отставку. Полную и безоговорочную. Надеюсь, это будет для него достаточным наказанием. Я, конечно, тоже хороша, разыгрывала из себя невинную дурочку и подтрунивала над моими ГП. Но кто мог знать, что из-за меня один из них решится на убийство?! Хотя надо еще хорошенько продумать, чт*!*о*!* именно ему сказать. У ГП-2 язык подвешен будь здоров — совершенствуется под влиянием ГП-1. Того и гляди, обернет все дело в шутку.
Я вернулась в лагерь и потихоньку отвела его в сторону.
— С березой — хорошая идея. Но не оригинальная. Примерно тысячу лет назад древляне убили князя Игоря, только они использовали две березы. А потом его жена, княгиня Ольга, предала их мечам и пожарам.
Он молчал. Я развернулась и пошла к палаткам. Он догнал меня и схватил за руку.
— Я все понял. Больше никогда не буду тебя домогаться. Считаем, что проиграл.
На следующий день они улетели…»
5
Турецкий с Денисом честно поделили между собой людей, названных Вовиком. Турецкому достался некий Алексей Владимирович Гетьман, ректор частного вуза, Денису — Гусейн Рахимов с 1-й Останкинской и прочие темные личности.
Гетьман был ровесником Турецкого. Его заочный институт занимался подготовкой специалистов по охранной деятельности, и вырос он, между прочим, из секции восточных единоборств, которой упомянутый Гетьман в свое время руководил. Он был типичный энтузиаст постсоветской эпохи и в течение пятнадцати минут, во время которых они непрерывно перемещались по арендуемому институтом двухэтажному зданию детского сада, успел посвятить Турецкого в историю своего предприятия, его перспективы, учебные программы и план набора на текущий год.
Евгения Промыслова Гетьман не знал, а про Вовика Турецкий спрашивать даже не стал. Гетьмана, похоже, не интересовало, как Турецкий на него вышел, или он сознательно не подавал виду.
Турецкий решил, что Вовик надул Дениса, и собрался уже уходить, но у Гетьмана при слове «наркоман» открылся законсервированный фонтан, который начал изливать на Турецкого разнообразные факты.
— Слушайте историю про ваши родные органы.
— Про Генпрокуратуру?
— Про ОМОН. Нет никакой разницы. Один сержант задерживал хромого деда, который торгует батарейками и электронными часами на конечной остановке троллейбуса. Потому что к нему подходят типичные наркоманы и вроде как отовариваются. А он не может взять в толк, на кой им батарейки. Присмотрелся внимательно: у деда кроме электроники еще средство от тараканов в пакетике. У старика, само собой, глаз-алмаз, когда к нему подваливают соответствующие граждане, он им из сумки такой же на вид пакетик. В общем, сержант позвал еще двух коллег и прихватил деда на горячем. В сумке добра — на пять лет с конфискацией, а ему хоть бы хны. Деда через полчаса отпустили и отвезли на прежнее место: чтоб график продаж не срывать. Благодаря чему через несколько дней взяли курьера с юга, который очередную партию «дури» привез. После чего отправляют со спецзаданием сержанта: передать деду мешок для реализации. Сержант треть мешка отсыпал и на следующий день принес старичку от своего имени. Дедулька потрогал, понюхал и заплатил три тысячи баксов. Сказал: чтоб в следующий раз вечером приносил — менты приносят товар по вечерам. А если каждый будет приносить во сколько ему вздумается, — начнется бардак, все расписание, весь регламент псу под хвост. А еще через день сержанта уволили — за нарушение дисциплины.
— Замечательно, — искренне сказал Турецкий.
— Я еще про майора знаю.
— А про следователя Генпрокуратуры по особо важным делам?
— Про честного?
— Ну типа того.
— Я же вам не сказки рассказываю, а былины. Разницу, вообще, улавливаете? Былина описывает реально имевшие место события с реальными людьми, но высоким штилем и, возможно, с моралью.
— И какая же мораль?
— Мораль забыли в прошлом веке, — пожал плечами Гетьман. — Теперь ею почти не пользуются, правоохранительные органы — уж точно.
— Кстати, на конечной какого именно троллейбуса окопался ваш дед?
— Любого. Считайте, что это конечная обобщенного троллейбуса. Про обобщенные координаты слыхали? Не важно, как обозвать каждую в отдельности. Важно, что совокупно они описывают состояние системы.
Понятно, подумал Турецкий и стал прощаться. Крыть в общем и целом дерьмовую систему — это пожалуйста, а взять конкретного засранца за задницу — миль пардон.
Но хуже всего, что с Промысловым опять полный облом. И ни хрена не ясно, опять же, надул Вовик Дениса или нет? Может, Рахимов такой же обличитель системы, как и наш господин ректор.
— Фотографию-то оставьте на всякий случай, — неожиданно попросил Гетьман, когда Турецкий уже стоял в дверях. — И телефончик.
От Гетьмана Турецкий поехал к Грязнову, попросил, чтобы муровские эксперты еще раз проверили его машину на предмет «жучков». И договорился на вечер про такую же процедуру для своего кабинета.
В машине «жучков» не нашлось.
Лишь отчасти успокоившись, он заглянул к Денису в «Глорию».
Денис Грязнов сидел как на иголках, сказал, что наклевывается крупное дело: Рахимов действительно сбывает наркотики мелким оптом, при этом даже не слишком маскируется. Грязнов-младший при помощи двух своих сотрудников его спровоцировал самым театральным образом. Они заявились к нему при полном параде, нагло объявили, что отныне являются его «крышей», учредили «налог с продаж», поставили прослушку и ушли — дали время до вечера. Теперь ожидают реакции: кому побежит жаловаться.
Турецкий сперва расхохотался, затем усомнился:
— Как бы не облажались твои ребята. Валенка на такую должность, как у Рахимова, не назначат, давно бы уже все дело завалил.
— Да пусть этот Рахимов хоть второй Эйнштейн! Он же не знает, что у него полна задница «жучков». Сам и облажается, не сомневайтесь, дядя Саша.
— А с остальными что?
— Процесс идет.
Ну что ж, решил Турецкий, раз так, я тоже поеду к себе, буду читать дневник «имени Молчанова — Промыслова», если «жучки» у меня в кабинете и стоят — мысли все равно не читают. Уже и на том спасибо. «Зелень, зелень, вспомним зелень, вспомним о забытом доме». А почему это я, собственно, решил, что стихи написал сам автор дневника?! Написать к себе-то он их написал, но вот сочинил ли? Мало ли что сентиментальные барышни на полях рисуют.
