Турецкого отвлек назойливый комариный писк. Сосун спикировал ему на левую руку пониже локтя и, пробежавшись в поисках места повкусней, изготовился вонзить хобот в трудовую важняцкую плоть. Но был сражен тяжелой мозолистой ладонью. Мозоли, правда, не на ладони: одна на среднем пальце от шарикового «паркера» (Славка на сорокалетие подарил) и вторая на подушечке указательного — по клавиатуре много стучать приходится, но вампиру от этого не легче.
Интересно, наркоманов комары кусают, задался вдруг вопросом Турецкий, и если кусают, то как им после этого, тоже кайф? Или, может, они тоже подсаживаются и ломаются без дозы?! Это ж какая тяжелая должна быть житуха у комара-наркомана…
А на потолке расселось еще энное количество кровососов.
— Фиг вам, — сказал Турецкий и включил «фумитокс».
С печальным стоном насекомые отрывались от потолка и валились вниз, а вместе с ними проваливался в сладкую дрему «важняк» Турецкий. Придерживая пальцами веки, он попробовал еще почитать, но, сообразив, что десять минут елозит глазами по одной и той же строчке, сдался и отложил тетрадь до завтра.
Засыпая, Турецкий думал, что тетрадь эта, вне всякого сомнения, не Жекина и даже пока не про Жеку, но, с другой стороны, — уж точно не про Вовика… но зачем-то же Вовик хотел ее уничтожить… и именно в связи с Жекой… особенно обидно будет… если у него просто случился очередной заскок… или он построил длинный ассоциативный ряд… доступный только одному его извращенному уму… А вообще, пора заняться скорочтением…
14
Утром Турецкому до чертиков захотелось совершить должностное нарушение — остаться дома и дочитать тетрадь.
В конце концов, какого лешего? Он занимается практически частным расследованием, в служебное время, с одобрения начальства и, как бы между прочим, за свою обычную зарплату. Так почему, спрашивается, он должен тащиться ни свет ни заря по жаре незнамо куда — проверять какие-то полуфантастические версии. Есть улика на руках — можно изучать ее сколько потребуется. А там видно будет, уличает она какого-нибудь наркозлодея или не уличает. Надо извлекать выгоду из ситуации, а выгода в ней единственная: он сам себе хозяин, и некому с него сурово спрашивать. Уж за пассивность в проведении расследования — во всяком случае.
Турецкий уже почти загипнотизировал свою совесть и отправился варить вторую порцию кофе с твердым намерением остаться дома. Но пока он убеждал себя в необходимости и оправданности такого поступка, солнце начало светить в окна, и в квартире запахло Сахарой. Турецкий еще раз полистал дневник — чтения не на один час, а в кабинете кондиционер… А по дороге можно и к Сахнову в клинику заехать. Черт, пошланговал, называется…
Лечащий врач Жеки был пожилой и грузный, с вислыми седыми усами, похожий на Тараса Бульбу. Он открыл историю болезни наугад где-то посредине, достал очки, потом спрятал, склонился в три погибели и долго изучал одну страницу. Турецкому показалось, что он спит. Может, не будить, подумал Турецкий, почитаю пока, тут, слава богу, прохладно.
— У Промыслова ремиссией и не пахло, — сказал наконец врач, не поднимая глаз от медицинской карты. Выходит, он все-таки не спал. — Есть наркоманы, которым еще можно помочь. На самом деле, очень многим, хотя излечиваются далеко не все — срываются, как правило, по самым разным причинам. А Промыслов — безнадежен.
— Почему? Настолько запущенный случай или…
— Он после первой дозы уже был неизлечим. Ярко выраженная предрасположенность. Я это понял очень быстро. Традиционными методами ему помочь нельзя, но не выгонять же его на улицу — лечили как всех. Клятва Гиппократа.
Врач снова уткнулся в Жекину карту на той же самой странице. Турецкий начал нервничать. Что-то тут не так. Не хочет этот эскулап с ним разговаривать, откровенно не желает и даже не скрывает свое нежелание.
— А с самим Евгением Промысловым вы делились своим скепсисом по поводу его исцеления?
Доктор посмотрел на Турецкого, как на умственно отсталого. Впрочем, может, он на всех так смотрел?
— Я что, по-вашему, полный идиот? Он бы на следующий день вскрыл себе вены. У него и так абсолютный бардак в голове. Положенный курс прошел — выписали. Дальше уже все от него самого зависит.
— Вы упомянули о нетрадиционных методах. Что именно имеется в виду? И поднимали ли вы эту тему в беседах с Промысловым?
— Да как сказать… Ходят всякие сказки. Какой-то буддистский монастырь где-то в Бурятии, что ли. Но каким бы принципиально иным ни было лечение наркомана, смысл-то остается прежним: ему нужно пережить ломку, потом вторичные рецидивы и так далее. Все то же самое, только без медикаментозной помощи. Но при желании можно и аппендикс удалить без анестезии.
Турецкий содрогнулся.
— То есть вы ему ничего подобного не советовали?
— Я нет.
— А кто советовал?
Врач пожал плечами.
— Как Промыслов вообще попал к вам?
Молчание.
— Сановный папа постарался?
— Я с его отцом дела не имел.
— А с кем имели? У вас же не какой-то задрипанный районный психдиспансер, уверен, что не так просто сюда попасть. Вы же наверняка не станете подбирать наркомана в подворотне.
Врач снова пожал плечами:
— Я его не устраивал.
— С кем из больных Промыслов общался?
— Ни с кем. Он лежал в боксе.
— А из персонала?
Молчание.
— Вы меня плохо слышите?! — не выдержал Турецкий. — С кем из персонала контактировал Промыслов?!
— С Долговой, — пробубнил доктор недовольно.
— Кто такая Долгова, врач? Сестра?
— Завлаб в НИИ, к клинике она отношения не имеет. Вроде бы они с Промысловым давние знакомые.
— Так это она его устроила?
— Не знаю. Наверно. Возможно. Его покойный Георгий Емельянович лично оформлял, а она каждый день навещала. Отца его, повторяю, я в глаза не видел.
15
У Долговой было необычное имя — Божена. Миловидная натуральная блондинка с хрупкими чертами лица, глубокими синими глазами и легкой спортивной фигуркой.
Она сидела за компьютером, одновременно глядя на монитор и в лежащий на столе справочник, левая рука бегает по клавишам, правая что-то чертит в журнале. На появление Турецкого Божена Долгова никак не отреагировала. Он заглянул ей через плечо: сплошь китайская грамота, чудовищные химические формулы и непонятные обозначения.
— Вы следователь? — спросила она, не отрываясь от работы.
— А вы в прошлой жизни были Юлием Цезарем?
Божена Долгова захлопнула справочник и выключила компьютер.
— Вы здесь в связи с гибелью Георгия Емельяновича?
