— Ну уж нет. Поищите других клиентов.
Небритого в кожаной куртке как ветром сдуло. Может быть, он покинул территорию «Вымпела», решив не испытывать судьбу, а может быть, отсиделся в туалете до того, как доктор Б. А. Савин закончил прием. Так или иначе, вряд ли он догадался, что пока он нашаривал во внутреннем кармане куртки свой коронный документ, частный сыщик Агеев успел щелкнуть физиономию представителя «Фармакологии-1» в нескольких ракурсах.
Мало ли! А вдруг пригодится?
Других разысканий в пределах «Вымпела» Агеев провести не успел: Надя вышла из кабинета. Пришлось срочно ретироваться, чтобы не лезть ей на глаза. Впрочем, если бы перед Надей в ту минуту промаршировал целый полк размахивающих служебными удостоверениями Агеевых, она бы и тогда ничего не заметила: такое углубленное в себя и насквозь счастливое у нее было лицо. Растерянное, но счастливое. Как если бы она долго плакала, и вдруг нашелся человек, который ее утешил.
Чутье Агееву подсказывало, что слежке его за Надей скоро придет конец…
16
Как все-таки замечательно, что в этом сумасшедшем потоке жизни есть вещи, которые не меняются! Что есть кабинет Кости Меркулова, вечного начальника над Турецким, есть секретарша Клавдия, есть приготовленный ее заботливыми руками крепкий вкусный чай… Случалось, и не раз, что шел в этот кабинет Саня Турецкий тяжело, точно кандалы у него к ногам прикованы, и смерть как не хотелось ему видеть взыскательного Костю, докладывать о своих ошибках и недоработках в ожидании неизбежного нагоняя. Но сегодня Александр Борисович влетел к Меркулову, можно сказать, на крыльях служебного вдохновения, стремительно, словно на дельтаплане. Костя даже удивился:
— Что у тебя, Саша? Раскрыл дело Чайкиной?
— И не только Чайкиной, — без лишней скромности заявил Турецкий. — Считай, попутно раскрыл еще один висяк, который завис первого января, как и убийство гендиректора «Авангарда».
— А не обманываешь? Ну давай, рассказывай.
— А чаем меня здесь поить собираются? Что-то в горле пересохло.
— Кажется, ты настраиваешься на основательную лекцию? — поощрительно улыбнулся Костя Меркулов. Нахальный вопрос подчиненного его не рассердил: как-никак, они с Сашей Турецким старые знакомые, вместе оприходовали не один пуд соли и не один, надо полагать, килограмм индийского чая. — Будет тебе угощение, будет. Сейчас Клавдии позвоню.
Вот в этот момент Александр Борисович Турецкий с полной отчетливостью ощутил, что в стремительном потоке жизни, и тэ дэ, и тэ пэ, есть вещи, которые не меняются.
И хорошо, что они есть!
Попивая Клавдиин чаек и закусывая его миниатюрным бисквитным печеньицем, Турецкий выкладывал то, что удалось ему усмотреть в материалах того и другого дела — и перед чем спасовали некомпетентные следователи Плотников и Горохов. Подчеркнул особенности, сближающие дело Чайкиной с делом Любимова: оба убийства произошли первого января этого года, с интервалом в несколько часов; и там и там фигурировали кавказцы, у главаря которых отсутствовали два пальца на левой руке; убитые были причастны к спорту и состояли членами «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами». Не утаил Турецкий и то, что господин адвокат, Юра Гордеев, уже носом землю роет, выступая на стороне вдовы Павла Любимова, и оба подивились стечению обстоятельств, сводящих вместе старых друзей.
— Чайкина и Любимов наступили на интересы тех, кому выгодно распространение запрещенных стимуляторов, — с уверенностью утверждал Турецкий.
— Кому же оно выгодно? — впрямую спросил Меркулов.
— Имен пока назвать не могу, — развел руками Турецкий, — но скоро, полагаю, смогу. Надо пошерстить высшее спортивное руководство: они заинтересованы в том, чтобы спортсмены получали больше наград и медалей, значит, кое-кто в состоянии додуматься до того, что награды можно завоевывать нечестным путем. Кроме того, очень меня с этих позиций волнуют чеченцы, которые занимаются сбытом наркотиков…
— Если я не забыл, речь шла об анаболиках, — поправил Меркулов.
— А, наркотики, анаболики, разве не один черт?
— Я, Саша, не медик, но мне представляется, черти это разные… Обратись-ка ты лучше в Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков — есть у нас такая, и там должны все это различать. У них свой опыт, может быть, что-то подскажут.
— Юра думает, надо начинать с чеченцев.
— Да-а, Юра… Удивительное все-таки совпадение: и ты, и Гордеев взялись за это дело одновременно. Кстати, ведь придется привлечь и Департамент уголовного розыска МВД — а значит, и замдиректора этого департамента Славу Грязнова… Любопытно: а чем сейчас занимается его племянник и агентство «Глория»?
17
Агеев предполагал, что после визита Кораблиной к врачу Савину что-то должно измениться, но ничего не менялось. Все так же циркулировала Надя между спорткомплексом и домом на окраине, все так же не появлялись агенты загадочной «Дельты». Поскорей бы уж они появлялись, что ли. Не то чтобы Филипп Кузьмич, с его возрастом и опытом, по-мальчишески дрожал от нетерпения: нет, он любому сказал бы, что наружное наблюдение — дело долгое и тягомотное и результат его бывает непредсказуем, а может и вовсе никакого результата не быть. Просто за то время, что Агеев следил за Надей, он стал симпатизировать этой трудолюбивой девушке, чья жизнь, кажется, полна трудностей, непостижимых для неспортсменов. Что за гадость ей дал этот самый Б. Савин — не тот ли самый, который, по словам Дениса, подтолкнул футболиста Игоря Сизова к приему допинга? А вдруг она отравится? Агеев не имел ни малейшего представления о принципе действия анаболиков, зато питал ко всем вообще лекарствам естественную неприязнь человека, который не привык болеть. Любое лекарство представлялось ему ядом. Мифически зловещие анаболики — ядом вдвойне. Где же «Дельта», почему она не бдит? Берите скорей у Нади пробы крови, а то угробит себя такая славная девочка!
Небо, как выражались в старину, вняло его мольбам. А может, не небо, а другие судьбоносные инстанции, роли не играет. В общем, если начать с обстановки, то обстановка была обычная: автобусная остановка… Агеев уже привык совершать вместе с Надей, незамеченный ею, ее обычный путь домой и даже вызубрил расписание движения транспорта. Кстати, в автобусе и около него не стоило отчаянно маскироваться: и с работы, и на работу одним и тем же маршрутом постоянно ездят одни и те же пассажиры, так что набор лиц изо дня в день — в основе своей — одинаковый. Здороваться можно! Если же в салоне автобуса не здороваются, тому виной не отсутствие наблюдательности, а типичная московская некоммуникабельность и разрушающий межличностные связи злостный урбанизм… Ну а теперь можно отбросить типичные для Филиппа Кузьмича хохмочки и серьезно указать на то, что уже на протяжении трех предшествующих дней он выделил из толпы двоих людей, которые раньше на этом маршруте не ездили. Немолодые, лет под пятьдесят, но подтянутые, стройные, так что издали, глядя только на фигуры, этих лет им не дашь. Судя по заботливости, с которой мужчина поддерживал женщину под локоток при посадке, а она компостировала ему билет, следовало предположить, что они состоят в близких отношениях. Немолодые любовники? Скорее, супруги. Агеев выделил их из автобусного сборища даже не по причине их простого, но сдержанно-элегантного вида, а потому, что не в состоянии был объяснить себе мотив их поездок в автобусе. Внезапно получили квартиру или работу в этом захолустном районе? Вряд ли: они были лишены озабоченности, которую накладывает повседневный труд. Свеженькие, точно курортники. К тому же как-то пристально приглядывались к Наде, что усугубляло агеевские подозрения. Ну и помимо всего прочего, «супруги» неизменно держали при себе чемоданчик. Толстенький такой чемоданчик…
