— Хорошо. Тогда будем считать, что всего этого разговора не было. Я не отдам приказ об аресте Отарова. Более того, я буду вынужден надавить на судебные власти, чтобы они освободили Петрова.
Турецкий нахмурился.
— Это будет ошибкой, — строго сказал он.
— Может быть, — холодно ответил президент. — Но дать вам арестовать этих людей — это будет еще большей ошибкой. Уезжайте из страны, Александр Борисович. Завтра же. Иначе я просто не ручаюсь за вашу жизнь.
Президент встал со стула.
— И еще, — сказал он. — Я подозреваю, что вы просто так не успокоитесь. Постарайтесь все же меня понять, прежде чем начать что-то делать. До свидания.
Василяускас протянул Турецкому руку. Александр Борисович встал и пожал ее. Президент развернулся и вышел из кабинета.
…На улице Турецкий позвонил Грязнову.
— Ну как? — спросил тот.
— Глухо, как в танке, — ответил Александр Борисович. Помолчал и добавил: — Завтра улетаем.
Грязнов хмыкнул в трубку:
— Значит, дошло до прямых угроз?
— До прямого предупреждения.
— А как Сам? В нем еще осталось что-то человеческое?
Турецкий подумал и ответил:
— Только страх и усталость.
— Ясно, — сказал Грязнов. — Значит, полное разложение?
— Угу.
Грязнов вздохнул и сказал:
— В таком случае, нам и впрямь пора сматывать удочки.
Глава восьмая
Операция «Сомнамбула»
1
Константин Дмитриевич тряхнул седой шевелюрой и веско сказал:
— Нет, Саня, вы с Грязновым здесь ни при чем. Вы сделали все, что могли. Просто обстоятельства оказались сильнее вас.
— Да я себя и не осуждаю. — Турецкий пожал плечами. — Просто, пока эта сволочь будет свободно ходить по земле, я спать спокойно не смогу.
— Сможешь. Поворочаешься пару дней, а потом сможешь. Хотя, конечно, оставлять это так мы не будем. Интерпол я уже подключил, запрос об экстрадиции отослан.
— Да не станут они этим заниматься, — досадливо сказал Турецкий.
Меркулов пожал плечами:
— Как знать. Со дня на день политическая обстановка в Литве может измениться. Видел последние новости? Страсти кипят.
— Они кипят уже несколько месяцев, да все никак не выкипят. Нет, Костя, здесь нужно действовать по-другому.
Меркулов пристально посмотрел на Турецкого:
— Что ты имеешь в виду?
Турецкий спокойно встретил его взгляд и сказал:
— Именно то, о чем ты подумал. Другого способа нет.
Меркулов откинулся на спинку стула и пошевелил густыми бровями.
— Так-так, — сказал он полунасмешливо-полусердито. — Это на что же ты меня толкаешь, друг любезный?
— Я? Тебя? — Александр Борисович простодушно улыбнулся. — Ни на что. Разве я могу тебя на что-то «толкнуть»? Вы ведь главнее меня, Константин Дмитриевич, а не я вас. Вы приказываете, я — делаю. — Он пожал плечами. — Так что любая инициатива должна исходить от вас.
Меркулов хмыкнул.
— Хорошо устроился! А с тебя, значит, взятки гладки, да? Что ж… Если ты так ставишь вопрос, то я, пожалуй, соглашусь. Но только сделать это должны профессионалы. И они не должны служить ни в каких органах или спецслужбах. Понимаешь, о ком я говорю?
— Как не понять, — кивнул Турецкий. — Это будут совершенно частные лица. Вот только…
— Что?
— Надо будет этим лицам слегка подсобить.
— Поможем, чем сможем. — Меркулов одним глотком допил свой чай, насмешливо посмотрел на Турецкого и добавил: — Так им и передай. Если встретишь.
За деревянным столиком бара «Золотая бочка», что на проспекте Мира, сидели пятеро мужчин. У одного из них была загипсована рука. Четверо остальных общались с «загипсованным» бережно, как с хрупкой вазой, заботливо подставляя ему то кружку с пивом, то тарелку с солеными сухариками, то пепельницу. Даже когда они просто обращались к нему, за подчеркнутой веселостью их тона сквозила тщательно скрываемая деликатность.
«Загипсованным» был, разумеется, Вячеслав Иванович Грязнов. Четырьмя другими мужчинами — Александр Борисович Турецкий, Денис Грязнов, Сева Голованов и Филипп Агеев.
Наконец Грязнов-старший не выдержал и строго сказал:
— Так, мужики, если вы и дальше будете обращаться со мной, как с куклой Барби, я встану и хорошенько намылю вам шеи, ясно?
Мужчины заулыбались.
— Вообще-то он может, — подтвердил Денис. — Мой дядя, если его хорошенько рассердить, настоящий зверь.
— Кому ты рассказываешь, — весело отозвался Турецкий. — Я его не раз видел в деле. Не человек — лев!
— Да и гипс у него твердый, как железо, — вставил свое слово Голованов. — Стукнет — мало не покажется.
Все засмеялись. Грязнов обвел их сердитым взглядом, но не выдержал и тоже улыбнулся.
— Все бы вам дурака валять, — проворчал он. — Когда уже повзрослеете?
К столику подошел официант и забрал пустые кружки. Вскоре он вернулся с полными. Поставил их на стол, поинтересовался, не нужно ли чего-нибудь к пиву, получил отрицательный ответ и испарился.
— Расторопный малый, — похвалил Голованов.
— Да уж, — хмыкнул Грязнов-старший. — Трезвыми нас не оставит.
Голованов взялся было пододвинуть одну из кружек поближе к Вячеславу Ивановичу, но тот метнул на него грозный взгляд, и Сева поспешно отдернул руку. Мужчины разобрали пиво.
Турецкий отпил глоток, поставил кружку на стол, облизнул губы и сказал:
— Итак, начинаем действовать с завтрашнего утра. Денис, ты сможешь достать все, что потребуется?
— Смогу, — кивнул Грязнов-младший. Но, будучи человеком осторожным, тут же поправился: — По крайней мере, попытаюсь. Если не получится, тогда обращусь за помощью к вам.
— Хорошо, — кивнул Турецкий. — Кто полетит?
— Сева Голованов и… и, пожалуй, Филипп Агеев. Ну и я, само собой. Больше не надо. Иначе мы рискуем привлечь излишнее внимание.
— Согласен. — Турецкий повернулся к Вячеславу Ивановичу. — Слава, от тебя зависит, как их встретят здесь, в Москве.
— Встретят как надо, — заверил коллег Грязнов. — Оркестра, правда, не гарантирую, но все остальное будет на самом высшем уровне.
— Отлично. Ну а я пока подготовлю все необходимые документы. — Турецкий вздохнул. — Жаль, что не могу полететь с вами.
— Дальше аэропорта тебя, дядь Сань, все равно не пустят, — сказал Денис.
