— И он не пытался выяснить их по своим каналам? Я слышала, у него были обширные связи в музыкальном мире…
— Разумеется, были, если он всю жизнь проработал в этой сфере, имел и соответствующее образование, и опыт. И, разумеется, он пытался что-то выяснить, правда, по моему совету, очень осторожно… Единственное, что ему удалось, даже с довольно высокой степенью достоверности, узнать, — что человек, который за всем этим стоит… Или группа людей… С одной стороны, занимает официальную должность в Минкульте, с другой — прочно связан с криминалом. Старый друг Марка намекнул, что речь идет о крупной отмывке денег, и добавил, что никому не посоветовал бы вступать в конфликт с этими людьми. Как вы понимаете, называть конкретные имена и даже должности он поостерегся. Марк после этого попытался поговорить со Строгановым, убедить его хотя бы вступить в переговоры. Но Строганов отказался даже обсуждать такой вариант…
— Вы не могли бы назвать имя этого старого друга, давшего совет?
Елена Розингер посмотрела на Галю с некоторым сожалением:
— Вы в курсе, что у меня двое детей и оставшаяся на моих руках после гибели мужа старуха-свекровь?.. Нет, не могла бы. Я и так рассказала все, что знаю, и вряд ли смогу вам помочь чем-нибудь еще!
Романова пристально взглянула в невозмутимое лицо своей собеседницы и поняла, что больше из Елены Розингер ей не вытянуть ни слова. Разговор с вдовой покойного продюсера и менеджера «Дома оперы» оказался абсолютно бесполезным для следствия: женщина не рассказала ей ничего нового и фактически прямо отказала в дальнейшей помощи. Из этого следовало, что она так же, как Строганов, не верит, что смерть ее мужа — несчастный случай. И впредь намерена держаться от всей этой истории как можно дальше: ради детей, свекрови, себя самой… И пусть при этом кто-нибудь первым решится кинуть в нее камень! Только не Галя.
Вежливо попрощавшись с хозяйкой, Романова не в самом лучшем расположении духа покинула эту неестественно аккуратную квартиру. Что ж, кто сказал, что ей всегда должно везти на свидетелей, готовых сотрудничать с органами ради истины, даже с риском для собственной жизни?.. Возможно, Валере Померанцеву повезет сегодня больше, чем ей…
Юрий Валерьевич Строганов с некоторым изумлением разглядывал своего собеседника, при этом с трудом не упуская смысла разговора. Внешность Михаила Семеновича Катаева действительно впечатляла. Чтобы к ней привыкнуть и перестать замечать, несомненно, требовалось какое-то время… Перед Юрием сидел абсолютно лысый господин невероятной толщины. При этом лицо Катаева казалось взятым от какого-то совсем другого человека: правильной овальной формы, с небольшим тонким носом и веселыми, очень умными серыми глазами — в точности такими же, как у его дочери.
Риммочка собственноручно провела Строганова через несколько комнат, выстроившихся анфиладой, в богато обставленную гостиную и, представив «папочке», бесшумно исчезла, словно растворилась в воздухе.
Поняв, что разглядывать и дальше хозяина этой огромной квартиры столь беззастенчиво просто неприлично, Строганов вновь сосредоточил свои усилия на том, что говорит Катаев.
— Я Марку дал тогда единственно разумный совет. — Михаил Семенович шевельнулся в широком, явно антикварном полукресле, составлявшем часть гарнитура гостиной, отчего то жалобно скрипнуло, — встретиться с этими людьми, поговорить, потянуть время… А там — видно будет!.. Платить или не платить — это один вопрос. Сколько платить — это совсем другой… Выгадать время — необходимое условие для того, чтобы решить проблему… Вы, Юрий Валерьевич, сколько лет провели за границей?.. То-то! А следовательно, в наших здешних делах и делишках разбираетесь ничуть не лучше, чем мой пятилетний внук Борька!
— Вы хотите сказать, — мрачно предположил Строганов, — что платить этим подонкам все равно придется, если… если я хочу здесь выжить?..
— Необязательно! Но для того чтобы ускользнуть от этого, есть разные пути. Очень разные!
— И вы — в случае, если согласитесь работать у меня, — беретесь эти пути найти? Гарантируете, что театр и студию оставят в покое?
— Гарантий в наше время, уважаемый Юрий Валерьевич, даже Небесная контора не выдает, — усмехнулся толстяк. — Вон глядите, что делается: вчера жара под тридцать, как сообщили синоптики, выше июньской нормы. Сегодня — холодрыга, по словам все тех же синоптиков, ниже ноябрьской… Так что о гарантиях речь не идет. Но попытаться можно!
Строганов с тоской поглядел в окно, куда только что указал палец Катаева. За ним действительно стояла упомянутая ноябрьская слякоть, абсолютно не сочетающаяся с календарем, утверждающим, что на дворе — разгар летнего месяца… «Вот она, Россия-матушка… — почему-то подумалось ему. — На кой черт ты, Юрка, сюда приехал? Что ты теперь, гражданин цивилизованного мира, во всем творящемся на твоей, так сказать, исторической родине понимаешь?.. Этот ушлый толстяк с умнющими глазами — вот он точно понимает. И прокурорский следователь, кажется, из тех, кого здесь называют „важняками“, тоже понимает… И наверняка, как и Катаев, держит тебя за наивного идиота, случайно расшалившегося и нечаянно поломавшего… Нет, не игрушки — жизни людские…»
Михаил Семенович терпеливо ждал, когда Юрий заговорит. Полагал, должно быть, что тот обдумывает его слова. А что тут было думать? Радоваться надо, что нашелся человек, собирающийся помочь ему, Строганову, в его не только рисковом, но и опасном деле… Радоваться, а не тянуть с окончательными словами, после которых уже ничего не поменяешь. Хотелось бы знать, что именно мешает Юрию радоваться этой удаче?..
— Вы, наверное, знаете, — сказал Строганов вслух, — что идет следствие, связанное с театром?
— Конечно! Насколько понимаю, лично с вас подозрения в этом ужасном убийстве сняты?
— Ну, значит, вы знаете больше моего, — слабо улыбнулся Юрий. — Мне об этом никто не говорил, и моя подписка о невыезде все еще действительна…
— Будем надеяться, обойдется, — как бы между прочим сказал Катаев. — Но вот если вы надеетесь, что наши органы сумеют помочь вам избавиться от бандитов, то очень сильно ошибаетесь, уважаемый Юрий Валерьевич! Российская правоохранительная система — фантом, мираж в Каракумской пустыне! Реальна исключительно издали и ровно до того момента, пока с ней не соприкоснешься!
«Скорее всего, он прав, — вновь подумал Строганов, припомнив следователя Мосгорпрокуратуры Никонова. — Скорее всего…»
— Ну так что — будем работать или как? — поинтересовался Михаил Семенович, которому, видимо, надоело ждать и хотелось заняться делом немедленно. Для своей комплекции он производил впечатление удивительно активного человека.
— Меня сейчас в первую очередь тревожит студия, — вздохнул Юрий. — Представить не могу, как можно этих людей заставить действительно работать, а не вымогать деньги… Если бы они придерживались оговоренных сроков, мы могли бы успеть заново изготовить хотя бы часть дисков, предусмотренных сорванным контрактом, и неустойка соответственно сократилась бы…
— Так в чем же дело? — Глаза Катаева вспыхнули снисходительной искоркой. — Во-первых, что касается дисков: пока то да се, студию, где их можно сделать, я найду вам за пару дней! Главное, что оригиналы сохранились!..
