«Вообще» означало, что история могла иметь совсем другие,
куда более тяжелые последствия для майора Полякова и подполковника Храмова.
Сотрудники, спугнувшие Рыболова и, по сути, погубившие Проводника, были
понижены в званиях и отстранены от оперативной работы. Пестряков в том числе.
Его жизнь, а также служебную карьеру Храмова и Полякова спасло только то, что
операция «Проводник» уже считалась вполне завершенной. Каменев-Проводник
отработал свое с блеском – останься он жив, его ждал бы даже не фильтрационный
лагерь, а, вполне возможно, освобождение и реабилитация – с учетом боевых
заслуг.
Жаль, что он погиб. Жаль, что так и не удалось получить от
Рыболова новых сведений о варшавской разведшколе, о ее шифрах. Но, возможно, он
и не имел таких сведений. Это так и осталось тайной.
Так же, как и смысл последних слов Проводника.
Поляков и Храмов пытались понять, о чем хотел сказать
Проводник перед смертью, что имел в виду.
Счетчик… Кто такой Счетчик?
Проще всего было предположить, что имелся в виду Федор
Федорович Пантюхин. Бухгалтер райсовета. Бухгалтерия предполагает счет –
смысловая связь двух слов казалась очевидной. Однако не все так просто, как
кажется!
Почему? Прежде всего потому, что арестованный Пантюхин
клялся: он в жизни не видел Рыболова и представления не имеет, кто он такой.
Жена Пантюхина тоже не встречала этого человека раньше, до того дня, как он
постучал в дверь ее квартиры на улице Первой Пятилетки и спросил Федора
Федоровича. Почему Пантюхин интересовался судьбой некоего Босякова в больнице
номер пять? Ответ имелся – совершенно неожиданный. Незадолго до этого Федор
Пантюхин получил письмо из города Большака, находившегося в полусотне
километров от Энска. Письмо Федору Федоровичу прислал его дядька, Порфирий
Никитович Пантюхин. Он был уже очень немолод, страдал ревматизмом, охромел с
годами, однако продолжал трудиться в небольшой слесарной мастерской, где
работали в основном инвалиды. Делали скрепки, зажимы, застежки на сумки,
замки-молнии, замки на чемоданы, пряжки для мужских ремней, иногда «пажики» для
поддержки женских чулок и застежки для подтяжек и прочую вполне мирную и
обыденную мелочь. Дядя писал, что какой-то его приятель, работавший в той же
мастерской, по фамилии Босяков, поехал в Энск да и пропал. Прошел слух, будто
он угодил под грузовик и умер в больнице. Человек он одинокий, родни никакой,
вот Пантюхин-старший, изложив в письме эту историю, и просил племянника
поинтересоваться, что там приключилось с Босяковым.
Дозвониться до приемного покоя Пантюхин не смог, поэтому
попросил своего соседа по дому, Василия Васильевича Коноплева, который как раз
ехал по делам в верхнюю часть города, заглянуть в пятую больницу и
поинтересоваться Босяковым. Узнав от Коноплева, что Босяков умер, Пантюхин так
и написал дядьке в Большак.
При обыске у Федора Федоровича Пантюхина было найдено письмо
Пантюхина-старшего. Поляков видел его своими глазами и держал в руках. Ничего
особенного в нем не было… кроме того, что, как удалось выяснить в Большаке,
старший Пантюхин его в жизни не писал. И почерк был не его – довольно похожий,
но не его. Федор Федорович Пантюхин ничего не заподозрил, потому что в первых
же строках дядька пояснял, что у него ревматизмом пальцы свело, оттого он и
пишет так коряво – «будто курица лапой». Однако письмо и в самом деле было
отправлено из Большака, на конверте значился дядькин обратный адрес, начиналось
письмо с обращения: «Здорово, дорогой племянничек!» – поэтому никаких
подозрений у Федора Федоровича не появилось.
– Хитро проделано, – с отвращением сказал Храмов, получив
протокол допроса Пантюхина-старшего: тот клялся, что в жизни не слышал ни о
каком Босякове, и был немало поражен, получив вдруг от племянника письмо, в
котором тот сообщал о смерти этого самого Босякова. На вопрос, почему он не
связался с племянником и не спросил, кто такой Босяков, Пантюхин ответил, что
сначала хотел Федору написать, а потом просто забыл. Подумал, что Федька от
большого ума что-нибудь намудрил. – Ловко запутано. Кому и зачем в Большаке
понадобился Бродяга?
– А по-моему, – пожал плечами Поляков, – ответ очевиден. Мы
почему-то думали, что никто из посланцев варшавской разведшколы мимо нас не
проскользнул. Проводник и его двое спутников сдались сами, Бродягу убили в
перестрелке, Рыболова засекли… Но тем временем в Большаке работал еще кто-то.
То, что тот человек был связан со «штабом Вали», понятно прежде всего потому,
что он знал Босякова и интересовался его судьбой. Видимо, на Босякова у этого
неизвестного была большая надежда, раз он так упорно старался выяснить, что с
ним и как. И он явно не хотел открываться Проводнику. То ли не доверял, то ли
опасался его провалить. А может быть, не знал, как с ним связаться. Может быть,
в разведшколе считали, что оба эти агента – Проводник и неизвестный из Большака
(предположим, что он и есть неведомый Счетчик) – должны работать отдельно. Но
при чем тут Большак? Почему он обосновался в Большаке?
– Возможно, потому, что в Энске у него не было надежной
явки, а в Большаке была, – предположил Храмов. – Не исключено, что Счетчик
устроился там еще до войны.
– Но в маленьком городке все люди на виду, – возразил
Поляков. – Там агенту трудно работать. В Энске легче затеряться. И если Счетчик
сидел именно в Большаке, который на самом деле довольно небольшой городишко,
значит, там у него была не только надежная явка, но и связь.
– Мы ни разу не засекали ни одной передачи из района
Большака, – задумчиво сказал Храмов. – Думаю, именно потому, что таких передач
не было. Все ближайшие к Энску окрестности просто напичканы пеленгаторами.
Пожалуй, Бродягу изначально готовили именно для работы с большаковским
сотрудником. Вот тот и забеспокоился о его судьбе.
– Вот именно – забеспокоился! – кивнул Поляков. И, видя, что
Храмов не понимает, повторил раздельно: – За -беспокоился!
Храмов пожал плечами, глядел вопросительно.
– Ну слушайте, Иван Сергеевич! – почти возмущенно воскликнул
Поляков. – Как же вы не понимаете? О Бродяге никто вообще не вспоминал до тех
пор, пока мы с вами его не угробили и Проводник не сообщил о происшествии в
разведшколу. Неужели вас это не удивляет?
– Да что такого? – никак не понимал Храмов. – Элементарная
проверка правдивости сведений, переданных Проводником.
