– Есть два повода, – докладывал Поляков Храмову. – Доставка
радиобатарей – и помощь в сборе информации.
В одной из первых радиограмм Проводника сообщалось, что хоть
рация Бродяги (таков был позывной четвертого диверсанта, не пожелавшего явиться
с повинной и погибшего в перестрелке) и утонула в болоте, но сам он продолжает
работать. Проводник передавал, что Бродяга стал при нем разведчиком-«ходоком» и
сообщает ему необходимую информацию. Этот ход был сделан в самом начале
радиоигры по настоянию Храмова, однако Поляков считал его ошибочным. Почему? Да
из элементарной предусмотрительности. Что мешало Моору однажды потребовать, чтобы
на связь вышел не Проводник, а Бродяга? И что тогда было делать
контрразведчикам? Другого не подставишь – ведь Готлиб с его уникальным нюхом
немедленно распознал бы изменение радиопочерка… Они сообщили в Варшаву, что
Бродяга сломал правую руку, но играть в эту игру до бесконечности было,
конечно, глупо, опасно, тем паче теперь, когда сюда предстояло выманить
связного. Поэтому решено было окончательно «похоронить» Бродягу.
В очередной радиограмме Проводник сообщил в «штаб Вали», что
Бродяга сбит грузовиком, с управлением которого не справился пьяный шофер, и в
тяжелом состоянии доставлен в больницу на «Скорой помощи». Еще через несколько
дней в разведцентр ушло сообщение, что Бродяга, не приходя в сознание, умер.
Проводник радировал также, что работа его теперь чрезвычайно осложняется, ибо
сбор информации потребует много дополнительного времени. К тому же, передавал
он, кончаются деньги, износилась одежда и обувь, необходимы средства на жизнь,
иначе придется устраиваться на работу. А это может привлечь к нему внимание
кадровиков. Теперь всех проверяют через милицию чуть не до седьмого колена!
Последуют проверки… Кто знает, что они могут выявить?
Разумеется, возможность провала в таком случае повышалась. И
это отлично понимали в «штабе Вали».
Дважды, выходя на связь, Проводник не получал ответа. Прошла
неделя. Наконец ему отстучали распоряжение на работу пока не устраиваться. Но о
деньгах и слова не было сказано. Сообщение о гибели Бродяги тоже осталось без
комментариев.
Это насторожило Полякова. Почему они молчат? Чего ждут?
А что, если у фашистов есть кто-то еще в Энске, кроме
Проводника? Какой-то человек, который может следить за Проводником издали?
Проверять какие-то его действия и докладывать по начальству? Тогда молчание
разведцентра означает лишь то, что проверка информации о смерти Бродяги еще
идет?
Это была пугающая догадка. Но коли уж она пришла Полякову в
голову, то не давала ему покоя.
Привыкнув к двойной жизни и усвоив самые изощренные правила
конспирации, он переносил их и в работу. Повинуясь не приказу Храмова или
Центра, но только своей интуиции, Поляков позаботился о том, чтобы в документах
больницы номер пять, куда, согласно легенде, попал после аварии и где умер
Бродяга, появились соответствующие записи. Теперь каждый, у кого возникло бы
такое желание, мог спросить в приемном покое и получить ответ о том, что Степан
Мефодьевич Босяков (так звали Бродягу по документам, выданным в разведшколе) в
самом деле был такого-то числа доставлен в пятую больницу с тяжелой травмой
черепа, отчего он и скончался, не приходя в сознание.
Поляков пытался представить себе возможного «контролера»…
Про себя он дал именно такую кличку человеку, которого, очень может быть, и не
существовало в действительности, но от мыслей о котором он просто не в силах
был избавиться.
У Контролера нет радиосвязи с разведцентром, тут Поляков мог
бы ручаться. За все время работы Проводника в Энске не было запеленговано ни
одной неизвестной радиоточки. Возможно, этот человек получает приказы и
отправляет свои отчеты каким-то другим путем. Элементарно, по почте. В виде
совершенно невинных писем, которые остаются таковыми и для цензуры.
Поляков вспомнил рассказ Охтина о том, как в Энске во время
империалистической войны 14-го года обезвредили немецких шпионов. Тогда было
перехвачено одно из писем подозреваемой особы – ибо на вражескую разведку
работала именно женщина. В нее, кстати, был в свое время влюблен юный Шурка
Русанов… Письмо выглядело по меньшей мере странно, ибо состояло из выписанных в
разном порядке цитат из сонетов Шекспира. Охтин здорово издевался над
знаменитым «стихотворным кодом», который выглядел так наивно и нелепо.
Ну что ж, времена изменились. И нравы вместе с ними, как это
ни печально! Пожалуй, Контролер не станет писать в своих письмах стихов. Сонеты
Шекспира в качестве ключа к шпионскому шифру в Советской России? Такое вообще
невозможно вообразить! Шифрованными могут быть самые обыденные, самые
незаметные для постороннего человека фразы.
В том-то и состояла опасность – в их обыденности,
незаметности…
Поляков размышлял о Контролере, пытался представить его
себе. Постепенно он пришел к мысли, что возможности этого агента очень
ограничены. Он не слишком-то значительное лицо, ведь, к примеру говоря, не смог
выяснить, что знаменитый «военный аэродром», на который было обрушено столько
бомбовых ударов, не существует в реальности. Да и к проверке других «секретных
сведений», которые передавались Проводником, он не имел отношения. А вот
информация о Бродяге… Бытовая информация…
Он может ее собрать? Кто он? Где работает? Контролер –
мужчина или женщина?
– Пожалуй, вы перестраховываетесь, Егор Егорович, – сказал
Храмов, которому Поляков доложил о своих подозрениях. – Мне кажется, это
свойство вашей натуры. Ученый малый, но педант. – И он засмеялся.
– Так точно, – казенным голосом ответил Поляков, вспомнив,
как он однажды по свойству своей натуры перестраховался с неким Шуркой
Русановым. – Разрешите идти?
– Нет, погодите, – засомневался Храмов. – А вдруг вы
все-таки правы? В нашем деле соломку лучше подстилать везде, где только
возможно. Однако беспрестанно дуть на воду тоже бессмысленно. Мы должны
выяснить, интересовался кто-то Босяковым в пятой больнице или нет. Выяснить как
можно скорей. С кем вы там работали, с главврачом? Ну вот пусть он и поговорит
с персоналом, не спрашивал ли кто-то…
– Извините, товарищ подполковник, – решительно перебил
Поляков. – Мне кажется, нужно пойти другим путем.
– Почему?
– Интерес главврача привлечет к персоне Босякова ненужное
внимание. Учитывая, что такого больного там никогда не было… Пойдут лишние
разговоры, слухи…
– Понимаю. Что же вы предлагаете сделать?
