Ольга вдруг так ослабела, что почувствовала: еще мгновение –
упадет без сознания. Ноги подкашивались. Она почти висела на руках Николая. Он
отпустит – она упадет.
И все же слабо пробормотала:
– Отпусти. Сейчас не время об этом говорить. И не место.
Давай хотя бы отойдем подальше.
– Да какая разница, когда и где об этом говорить?! Сейчас
везде война. Везде одинаковая война! А жизнь идет, не останавливается.
«Как не останавливается? – смятенно подумала Ольга. – А у
тех людей, которые остались в поле лежать убитыми, разве она не остановилась? И
у тех, кого мы вытаскивали из-под развалин? Неужели Колька не понимает? Или это
потому, что он летчик? С высоты не видно земли, не видно мертвых!»
И все же Николай послушался – умолк, пошел к дороге,
пробираясь среди множества машин, по-прежнему поддерживая, почти таща Ольгу.
– Да где она, та полуторка? Ага, вон! – замахал свободной
рукой. – Эй, вот я!
– Летчик? – раздался рядом хриплый мужской голос. – Ты
летчик, да?
– Ну… – Николай оглянулся на вцепившегося в его рукав
невысокого мужчину в ватнике и глубоко надвинутой кепке. Даже в мечущемся свете
фар было видно, что его лицо и одежда забиты кирпичной и известковой пылью.
«Вот и я такая же», – равнодушно, устало подумала Ольга.
– Ле-етчик… – протянул мужчина. – Ишь, какой ты пышный!
Истребитель, да? А почему ж ты их не истребил, тех, которые нас сегодня
истребили? А? Или ты в казарме водку пил, пока нас тут заживо на части рвали?
Где вы были, истребители? Почему город грудью не защитили, а, сталинские
соколы? Мать вашу в задницу вместе со Сталиным!
– Ты думай, что говоришь, дядя! – рявкнул Николай,
отталкивая напиравшего на него мужчину. – За такие слова можно, знаешь…
– Что? – тихо спросил тот. – Можно – что? Чем ты меня еще
напугаешь, когда у меня под развалинами две дочери остались? Они, девчонки,
вкалывали до седьмого пота, до кровавых мозолей, чтобы нашу армию и флот
содержать и кормить. Защитников своих! А где вы, защитники? Нам всегда
говорили: наша армия – армия героев, воевать будем малой кровью на вражеской
территории, а Гитлер – сволочная мелюзга. А что теперь?! Война у нас на задах,
сволочная мелюзга бьет нас насмерть, а герои спиртягу хлещут, пока нас тут
убивают!
– Тебе дыхнуть, что ли? – клокочущим голосом, видимо,
сдерживаясь из последних сил, прорычал Николай. – Какую спиртягу? Чего несешь?
Да если хочешь знать, к городу сегодня сто пятьдесят бомбардировщиков рвались!
Сто пятьдесят, понимаешь? А прорвались только четырнадцать! Ты думаешь, кто их
не пустил, всех остальных? Мы, истребители. В том числе я.
– Только четырнадцать? – спросил мужчина. – Да ты что,
спятил, командир? Какие четырнадцать? Нам одного хватило, видишь? Он две бомбы
сбросил – всё! Он знал, куда летел, знал, куда бросал. Почему его пропустили?
Почему ты его пропустил?
– Да я в бою был до последнего патрона! – крикнул Николай. –
Понял? Я на гашетку давил до тех пор, пока из ствола пар не повалил! Только
когда понял, что стрелять нечем, тогда и ушел на аэродром. Что ж мне было
делать, если боеприпасы кончились? На кулачках с фашистом драться? Да откуда ж
я знал, что он, сволочь такая, сбросит бомбы на цеха с людьми?!
– А ты, конечно, думал, что он их в Волгу бросит, аккурат
посредине… – кивнул мужчина. – Ты думал, он эти бомбы несет, чтобы рыбку
глушить…
– Да ладно издеваться, – буркнул Николай, – здесь, на земле,
вы все горазды на подвиги, а ты там, в небе, попробуй-ка… Без боеприпасов
попробуй! Оля, пойдем. Пойдем, говорю! Всех, знаешь, не переспоришь.
– Слушай, нет, ты погоди… – твердил мужчина, по-прежнему
держа его за рукав. – Нет, ты мне объясни… Вот это девушка твоя, да? Да?
– Невеста, – буркнул Николай.
– Я еще не… – начала было Ольга, но Николай так сильно
стиснул ее пальцы, что она замолчала, ойкнув.
– Невеста, значит, – повторил мужчина. – Ладно, хорошо. Вот
идешь ты со своей невестой по улице, и налетает на вас хулиган. В руке у него
пистолет. И целится он в твою невесту. А у тебя оружия нет. Что ты сделаешь, а?
За милицией побежишь?
– Да я за нее жизнь отдам! – с яростью проговорил Николай,
кивнув на Ольгу. – Жизнь отдам, и никакого оружия мне не понадобится! Руками
буду рвать и зубами!
– Жизнь отдашь, значит? – повторил мужчина. – А ты на нее
посмотри. Посмотри, ну! Ты сейчас ее откуда уводишь? Из парка на Откосе? Из
кинотеатра «Рекорд»? Из Дома культуры имени Свердлова? Нет, милок! Ты ее
уводишь от разбомбленного завода. Ты на нее посмотри! Она здесь была, когда
бомбежка началась. Была ты здесь? – резко повернулся он к Ольге.
Она кивнула.
– Была, я так и думал… Была, только чудом спаслась. А ведь
могла там, – он кивнул в сторону страшного котлована, – лежать. Вместе со
всеми… вместе с моими… С дочками моими! Что ж ты не кинулся ее защищать? Что ж
ты не рвал руками и зубами того фашиста, который летел ее убивать? А?!
– Так я ж не знал, что она здесь! – обиженно, как мальчишка,
выкрикнул Николай – и осекся.
– Эх, летчик ты, летчик… – пробормотал мужчина, тяжело
опуская голову. – Ну ладно. Иди, живи… живи, если сможешь… Иди вместе со своей
невестой.
И он, махнув рукой, понуро зашагал к котловану.
– Мать твою! – рявкнул Николай. – Да что ж такое творится,
а? Да я… да мы… – Он захлебывался от возмущения. – Вот же люди, а?! Ну в чем я
виноват? Этак он меня будет винить за то, что фрицы пол-России уже захапали!
Ладно, черт с ним! – Он погрозил в сторону котлована кулаком. – Черт с ним! Вот
гад, всю душу оплевал… Пошли, Ольга. Да идем мы, идем! – крикнул, услышав
нетерпеливый гудок полуторки.
– Иди один, Коля, – сказала Ольга и с силой выдернула свои
пальцы из его ладони. – Иди один!
– Как это? – спросил Николай непонимающе. – Куда идти?
– По жизни, Коля, – ответила она через плечо. – По жизни
один иди. Без меня. Не была я твоей невестой и не буду никогда, понял? Прощай!
И, отпрянув от него, смешалась с толпой, окружившей
котлован.
* * *
– А не получится так, как в прошлый раз? – спросил Поляков.
– А как было в прошлый раз? – оглянулся на него сидевший на
переднем сиденье подполковник Храмов, заместитель начальника отдела. Он был
переведен в Энск всего две недели назад и, понятно, мог не знать о том, что
случилось до него.
