– Ты послушай, почему я к такой мысли пришел, – с той же
задушевной интонацией продолжал Храмов. – Это любопытно. Казбегов – тот,
который из Камышина, Рустам, – пошел на должностное преступление и рисковал
жизнью, конечно, не просто потому, что его попросил брат Тимур. А Тимур не
просто из человеколюбия кинулся на мотоцикле за пятьдесят верст объездными
дорогами, рискуя в любую минуту быть убитым и зная, что брата смертельному
риску подвергает. Своя рубашка ближе к телу, чем какие-то раненые! Немецкие агенты
работают для того, чтобы наших людей убивать в возможно большем количестве, так
что гибель раненых в Мазуровке, наоборот, им в зачет была бы поставлена. Но
Казбеговы спасают их, рискуя, сильно рискуя. Почему?
– Ну, Тимур не пострадал, ведь немцы теперь в Мазуровке, и,
если он их агент, он теперь у своих. Рустаму тоже могло повезти, если бы дела у
противника шли чуть получше. Насколько я помню, фашистов остановили у Камышина
с большим трудом…
– Да, Казбеговы могли надеяться на лучшее, согласен, – кивнул
Храмов. – Но я думаю, тут в другом дело. У них было конкретное задание: во что
бы то ни стало переправить в Энск агента. Агента, который находился в
Мазуровке. Если бы он оказался на оккупированной территории, для него это было
бы провалом. Потому-то они и организовали транспорт для раненых. Потому и пошли
на риск. Агент, видимо, был для них очень важен. Я думаю, он и есть тот, кого
мы называли Новичком. Вспомни, транспорт с ранеными пришел в Энск в августе. И
в августе же Пантюхин-младший получает письмо с просьбой разузнать о судьбе
Бродяги, Босякова. Новичок очень себя берег. Узнавал о судьбе радиста не просто
окольными, а очень окольными путями!
– Ты хочешь сказать, Новичок был среди раненых, или экипажа
СТС, или среди его медперсонала? – с трудом проговорил Поляков.
– По-моему, такой вывод сам напрашивается, – усмехнулся
Храмов. – Ты тоже легко к нему пришел.
– Легко – не значит верно, – холодно ответил Поляков. –
Слишком много допущений! Слишком много совпадений! И прежде всего – то, что агент,
находившийся на пароходе, шедшем в Энск, попал именно в Мазуровку. Никто не мог
знать, что пароход затонет точнехонько около этого села. Никто не мог знать,
что агент не погибнет во время бомбежки. Никто не мог знать, что кому-то из
жителей Мазуровки удастся спасти его. И с ним немедленно входит в контакт брат
резидента… Что же получается? Сидят себе немецкие агенты в Мазуровке и
Камышине, передают иногда донесения шпионские, горя не знают и в ус не дуют, и
вдруг на них сваливается посланный в Энск через Сталинград резидент, которому
они должны оказать всемерную поддержку? Да нет, чепуха. Таких невероятных
совпадений не бывает! К тому же в сталинградской бойне выжить шанс был не
просто ненадежный, а никакой. Глупо посылать человека почти на верную смерть,
чтобы потом, кружным путем, довести его до Энска!
– Кружной путь иногда самым ближним оказывается, – покачал
головой Храмов. – Но я с тобой согласен – совпадений слишком много. Вот почему
я не верю, что агент изначально находился среди раненых, взятых на «Александра
Бородина». Другое дело, если он оказался потом среди спасшихся из Мазуровки!
– Ну да, – едко бросил Поляков. – И это Ольга Аксакова.
Потому что у нее дядька погиб в наших, с позволения сказать, застенках, и мать
сейчас в Пезмолаге…
Он осекся на мгновение, поняв, что, по идее, не должен был
знать, где находится Александра Аксакова. То есть никак не должен!
– …или в Мордовлаге, или еще каком-нибудь другом лаге бревна
на лесоповале ворочает или землю копает, – договорил почти без паузы. «Ч-черт…
Знает Храмов, где находится Александра, или нет?» И сразу же продолжил: – И
Ольгу, конечно, вербанули там же, в Мазуровке. Варвара Савельевна в
благодарность за то, что спасла Ольге жизнь, заставила ее стать немецкой
агенткой, которую потом со всеми предосторожностями, провалив ради нее
укрепленную, законспирированную резидентуру Камышина, начали спешно внедрять в
Энске. Зачем, скажи, пожалуйста? Яд в госпитальный борщ подливать? Или
выспрашивать у раненых, как дела на фронте? В каком направлении намерены
наступать наши войска? Полный бред. Неужели ты не понимаешь, что это бред?
– Несколько минут назад, – начал Храмов, – я выразился
следующим образом: «Я бы сказал, что это Ольга Аксакова». Бы , понимаешь?
Сказал бы, но не говорю. Потому что все твои доводы очень разумны, я и сам так
же думаю. Согласен, это не Ольга. Это не медсестра и не врач, не санитарка. Это
не член экипажа «Александра Бородина». И те и другие известны наперечет, они
все друг друга знали, они два месяца провели на СТС. Это – величины постоянные.
Но есть одна переменная. Раненые! Их погрузили на транспорт в Сталинграде.
Прошло не больше двух суток, прежде чем они оказались в Мазуровке. Они еще не
успели присмотреться друг к другу, сестры и врачи их еще не успели узнать. К
тому же половина медсостава погибла, документы сгорели. Этот человек легко мог
выдавать себя за раненого.
– То есть как? – прервал его Поляков. – Здоровый – за
раненого? Вот тут-то его и разоблачили бы в одну минуту.
– Конечно, разоблачили бы, – кивнул Храмов. – Если бы среди
медсостава не было сестры или кого-то еще, кто помогал бы ему морочить другим
голову. Кто перевязывал бы его, скрывая отсутствие ран…
– Брось, – сказал Поляков. – Понимаю, к чему ты клонишь. Но
помогать мастырить на пароходе – одно, а в госпитале, когда все под контролем
совершенно посторонних сестер, – совсем другое. Здесь санитарок не подпускают к
перевязкам, я по своему опыту знаю. По-моему, вот что гораздо интересней. Зачем
было огород городить – прости за цинизм – со спасением раненых? Зачем было так
рисковать? Не проще ли было Тимуру погрузить Новичка в коляску мотоцикла,
довезти до Камышина и там, воспользовавшись связями Казбегова-старшего,
пристроить его в госпиталь или на транспорт, идущий в Энск? Только не говори
мне про человеколюбие жителей Мазуровки. Помнишь, Ольга сказала, что им не
хотели давать лошадей, на которых можно было бы уехать, что раненых из домов
выносили в сараи, перестали кормить… И вдруг… Казбегов, брат резидента, и
какая-то там Варвара Савельевна с неведомой фамилией, в девичестве Савельева…
– Стоп! – сказал Храмов. – Вот какая странность: почему
Аксакова знает ее девичью фамилию и не знает нынешней? Обычно бывает наоборот…
Он пересек кабинет и открыл дверь:
– Ольга Дмитриевна! Зайдите-ка!
Она появилась. Глянула на Полякова испуганно:
– Что с вами? Вам плохо? Вы…
Ему было плохо без нее. Он не сводил с нее глаз.
«Что со мной? – почти ужаснулся силе своего желания Поляков.
– Я совершенно спокойно прожил без нее столько лет, и вдруг…»
И сам себе печально сказал: «Да разве это была жизнь?!»
