Притормозили немного заранее, возле котельной, потому что дальше негде было припарковаться. Возле подъезда дома, выходящего на старый Арбат, точнее – прямиком к памятнику Окуджаве, уже стояли несколько машин, в одной из них, «Ауди А6», сидели двое мужчин в штатском, которые при появлении «Волги» Турецкого выбрались наружу. Один – шатен, второй – лысоватый, но не полностью, а на макушке, на манер Зинедина Зидана. Шикарная машина, однако, подумал Турецкий, сотня моих зарплат, не меньше.
– Александр Борисович? – спросил рыжеватый и, не дожидаясь подтверждения, представился: – Подполковник Кузнецов, – кивок на лысоватого, – полковник Ватолин. – Ватолин молча поклонился. – Мы работали с Валентином Николаевичем до его отставки. Можете нами располагать.
Неплохо, подумал Турецкий, и искать субчиков не придется, на ловца и зверь бежит. Хотя кто тут зверь, а кто ловец – поди разберись. Кузнецов – нормальная фамилия для разведчика.
– Как вас зовут? – Турецкий протянул ладонь.
– Георгий Иванович, – сказал Ватолин приятным баритоном.
– Антон Николаевич, – отрекомендовался Кузнецов, – лучше просто Антон. Мы узнали о случившемся всего час назад – и вот места себе не находим. Мы, конечно, понимаем, Александр Борисович, что это ваше расследование и у вас все полномочия, но ведь вам непременно понадобится наша помощь, так что же время тянуть…
Ватолин кивнул в знак согласия.
Просто Антону было не больше тридцати пяти, а лысоватому Ватолину – под пятьдесят. Все вместе они уже поднимались в лифте на шестой этаж. Лучше держать их в поле зрения, подумал Турецкий, так оно безопаснее. Федоренко, разумеется, был рядом.
В квартире помимо трупа были три эксперта-криминалиста, участковый милиционер и грязновский оперативник, снимавший показания с участкового. Соседа, собственно, и обнаружившего труп, он уже отпустил. Турецкий поздоровался и жестом показал, чтобы все продолжали заниматься своими делами. После этого он взял Ватолина и Кузнецова за рукава пиджаков и отвел на кухню, по дороге шепнув Федоренко:
– Продержи их тут четверть часа, любые вопросы задавай, поправдоподобней только…
Миша сообразил, что начальство желает лично осмотреть тело и чтобы при этом дисовцы не присутствовали. Он живо поставил на плиту чайник со свистком, вытащил диктофон и повернулся к Ватолину как старшему по званию:
– А скажите мне, любезный Георгий Иванович, когда, при каких обстоятельствах вы в последний раз видели покойного Ракитского. Сколько продолжалась ваша встреча, о чем вы говорили, во что он был одет, присутствовал ли там кто-то еще, а также все остальное, что сочтете нужным сообщить.
Ватолин усмехнулся, уловку эту он, конечно, разгадал сразу, но не возражал. Он подошел к кухонному шкафчику и достал из него вместительную турку:
– Валентин Николаевич терпеть не мог растворимый кофе и меня к натуральному приучил.
Федоренко оценил этот шаг. Ватолин сразу, без колебаний показывал, что в доме этом он бывал не раз и с покойным состоял в отношениях неформальных. Кузнецов сидел на табуретке ровно, по-армейски, но в то же время и расслабленно, без нагрузки на позвоночник.
– Как, кстати, в ДИСе узнали о смерти Ракитского? – поинтересовался Миша, наблюдая за манипуляциями с туркой и молотым кофе.
– Позвонили из милиции, – объяснил Кузнецов. – Сосед, который вместе с сантехником труп обнаружил, знал, где Валентин Николаевич работал, и посоветовал туда сразу позвонить.
– Сантехник? – удивился Миша. – Как это – сантехник труп обнаружил?!
– Да вы не знаете, что ли, ничего еще? – удивился в свою очередь и Кузнецов. – Накануне вечером Ракитский вызвал сантехника, его залили соседи сверху.
Федоренко машинально поднял голову и сразу же увидел на высоком лепном потолке свежие потеки. Действительно залили.
– Сантехник пришел в десять утра, позвонил, никто не ответил, тут заметил, что дверь не заперта, ну дальше понятно. Он, как Ракитского увидел, перепугался – и сразу к соседям.
На кухню вошел хмурый Турецкий, взял Мишину чашку с кофе, выпил в три глотка.
– Значит, такая фигня, Михаил. Возьми у товарищей офицеров их координаты и проводи их к машине, ты мне нужен.
Кузнецов с Ватолиным без лишних возражений встали и пошли к выходу. Но Федоренко тут же шепнул Турецкому на ухо пару слов. Тот немедленно изобразил на своей физиономии подобие улыбки.
– Георгий Иванович, – придержал он Ватолина за рукав, – давайте все же не будем время терять и лишние телодвижения потом… Пока не приехала дочка Ракитского… Вы, видимо, не раз бывали в этой квартире, верно? Не могли бы вы сейчас пройти по ней с моим помощником и попытаться припомнить, чего здесь теперь не хватает?
Ватолин так же молча развернулся в обратном направлении, а Кузнецов без звука сел на первый попавшийся стул.
Ну и выучка, подумал Турецкий, железные ребята, нам бы таких.
Подозреваемым номер один пока что оставался сантехник Василюк. Подозреваемым номер два – сосед Ракитского по фамилии Андреев. Все это, конечно, было курам на смех, но только эти двое умудрились оставить в квартире Ракитского немыслимое количество отпечатков пальцев, иных (помимо самого Ракитского, разумеется) там не нашлось.
Валентин Николаевич Ракитский был обнаружен мертвым в собственной спальне между 10.05 и 10.12. Когда его нашли, он лежал поперек кровати, лицом вниз, в халате и носках, у него были немного влажные волосы, – наверно, недавно принимал душ. В затылке у него зияла приличная дыра от пистолетного выстрела, сделанного, скорей всего, с близкого расстояния. Пуля вышла через переднюю часть лица, мало что от него оставив, и застряла в стене, превратившись в бесформенный комочек свинца.
Едва глянув на него, Турецкий решил, что калибр не меньше девяти миллиметров. Выстрела никто в доме не слышал, незнакомых подозрительных и неподозрительных – входящих и выходящих из дома – тоже не видел. А впрочем, и некому особо: лавочки возле подъезда нет, бабульки там не сидят.
Но самое странное, что из квартиры, переполненной иконами и картинами, исчезла, по словам соседа Ракитского – профессора Андреева, картина работы неизвестного художника, постоянно висевшая в спальне. То же самое сказал и полковник Ватолин. В спальне имелся встроенный в стену сейф, но его содержимое оказалось нетронутым, во всяком случае, там лежали рисунки Василия Кандинского – по словам Ватолина, самая ценная часть коллекции Ракитского, а также тринадцать с половиной тысяч долларов и пистолет Макарова (кстати, те же девять миллиметров) с патроном, засланным в ствол. Но магазин у пистолета был неполный. Имел ли к дырке в голове своего хозяина этот ствол какое-то отношение, пока было неизвестно. Лежал же он там, как можно было догадаться, по очень понятной причине: если хозяина силой вынуждают открыть сейф, то с готовым к бою пистолетом, который при известной сноровке оттуда можно выхватить, у него появлялся шанс.
