— Как вы, конечно, помните, Александр Иванович Малышев стоял у истоков питерской организованной преступности. Прямо Иоанн Предтеча нынешних братков. В восемьдесят восьмом он утвердился на небосклоне Северной Пальмиры, устроив Мамаево побоище на окраине города, в Девяткине. Было на той стрелке народу немало. Все разрозненные питерские группировки против банды Малышева. Братвы полегло немерено. Кстати, на том самом побоище Чечеточник впервые и заявил о себе как о бесстрашном, жестоком бойце. Говорили, что ему человека убить что два пальца… Да, так вот, Малышев одержал победу и подмял под себя почти все районы города. Установил контроль над игорным и ресторанным бизнесом. Интимные услуги, скупка цветных металлов. Много чего. Кстати, именно он начал вкладывать деньги в бизнес, покупать акции предприятий, а главное — набирать рекрутов, то есть посылать на учебу в престижные вузы своих подопечных. На деньги не скупился. Готовил собственных юристов и экономистов. Что ни говори, а Малышев мужик умный и волевой. Он ведь всю психологию преступного мира перевернул. Раньше кто правил? Воры в законе. Какие первые заповеди? Не иметь отношений с ментами, вообще с властью, не иметь семьи, не работать, не жить в роскоши и так далее. А Малышев имел отношения с властью, причем весьма тесные, работал, поскольку бизнес — это работа, и не из легких. Жил в роскоши. И так далее. Так вот Чечеточник был при Малышеве «смотрящим» в нескольких районах города. По первому образованию Чечеточник — массовик-затейник. Заканчивал «кулек», то есть Институт культуры. Степ, говорят, танцевал классно, занимался фарцовкой, даже на нарах успел отдохнуть, но недолго. И это все раньше, до Малышева. Александр Иваныч заставил его выучиться на экономиста и доверил ему часть «общака». То, что собиралось в подведомственных Чечеточнику районах. И все было хорошо, но в девяносто третьем Малышева и всех его приближенных взяли. Всех, кроме Чечеточника. Говорили, что у танцора был свой, отдельный от патрона осведомитель в РУОПе. Наш герой успел скрыться до арестов. И, как вы догадываетесь, прихватил с собой часть «общака». И залег на дно. Вскоре руководству РУОПа пришла посылочка с видеокассетой, где старлей, что, по слухам, Чечеточника предупредил, был запечатлен в компании малышевской братвы. И засудили старлея.
— Где Чечеточнику морду перекроили?
— Здесь, в Москве. Да, мужик не промах. Вместо того чтобы удрать куда-нибудь за границу, где его с его шнобелем братки все равно бы отыскали, он изменил внешность. И паспортные данные, конечно. Из длинноносого Буратино превратился в незаметного Пьеро и растаял в воздухе. Как не было.
— Все-таки странно, неужели его свои не достали?
— По горячим следам, наверное, искали. Так он для того и мимикрировал. Изменил окраску, замер на стволе дерева, как хамелеон. А после кому было доставать? Малышев в СИЗО инвалидом стал. И это правильно, между прочим. Умели тогда наши… Это я к тому, что все дело в суде развалилось. Всю компанию из зала суда выпустили. Но сам Александр Иваныч был уже очень больным человеком на усыхающей ноге. И срочно отъехал в Испанию, где по настоящее время и проживает. А братков его подмял под себя Кум. Так что некому было особенно-то Чечеточником заниматься. Началась в Питере вторая криминальная война. «Казанцы» против «тамбовцев». А вскоре был застрелен лейтенант РУОПа, Тихоненко. После этого питерские руоповцы провели настоящую зачистку города. Тогда братву сотнями в Кресты кидали. Так что Чечеточник вовремя смылся. М-да-а. Были времена, прошли, былинные… — вздохнул Кротов. — Кто ж ему такой подарок с внешностью сделал, Чечеточнику?
— Фигурант наш, — ответил Грязнов, — пластический хирург, которому Чечеточник в благодарность обещал покровительствовать до конца дней.
— Что ж, это, конечно, справедливо. За такой подарок — жизнь и кошелек, причем очень плотно набитый кошелек, — за такое следует быть благодарным. Но он ведь интересует вас в связи с конкретными обстоятельствами?
— Конечно, не просто так. Саня, расскажешь?
Турецкий изложил обстоятельства двух покушений, все, что было известно на нынешний день.
— Мы, собственно, только начали следствие. Но начальство погоняет. На Костю давят. Он — на нас.
— Странные у вас покушения, — проговорил Кротов, — какие-то… непрофессиональные.
— Почему? — зацепился Турецкий.
— Насколько я понял, в основе — конфликт двух людей: профессора и того, кто не дает ему работать, так?
— Да, Нестерова и Литвинова.
— И какова цена вопроса?
— Там счет идет на сотни тысяч долларов. Возврат денег клиентам, записанным на курс лечения, — раз. Простой в связи с отзывом лицензии — два. Расходы на изготовление препарата для проведения лечения — три. Может, и на миллион потянет.
— И реально решает вопрос Литвинов, так я понимаю?
— Да. — Турецкий открыл вторую пачку сигарет, закурил.
— А убили того, кто вопрос не решает?
— Климовича? В принципе да, он единолично ничего не решал.
— И где логика?
— Вот и я спрашиваю себя о том же, — откликнулся Турецкий.
— Да что вам все логику подавай! — зарокотал Грязнов-старший. — Вот найдем исполнителя, вытрясем из него показания, тогда и заказчик объяснит все свои логические посылы. Или их отсутствие. Шерше ля фам.
— Вячеслав уверен, что существует дополнительный мотив — ревность. Бывшая жена Нестерова дала когда-то повод ревновать ее к Литвинову. Но это эпизод пятилетней давности.
— Это еще вопрос, какой давности, — вставил «свои двадцать копеек» Слава.
— Кроме того, к Климовичу опять-таки все это не относится. Ладно, это все разговор ни о чем. Что сейчас важно? Из показаний соседей — свидетелей убийства Климовича — следует, что накануне взрыва и непосредственно в момент его осуществления во дворе дома был замечен мужчина лет под сорок, тщедушной наружности.
— Ты думаешь, это Чечеточник?
— Я пока ничего не думаю. Мы должны эту версию отработать. Положим, Чечеточник. А что? Разве не обещал он Нестерову поддержку? Со слов бывшей жены профессора, Танцор, как она его называла, прямым текстом обещал стереть в порошок каждого, кто помешает Нестерову жить. Поэтому просьба к тебе, Петрович, пробить по своим каналам Чечеточника. Где он сейчас, что делает. Понятно, что он теперь без прежнего носа и зовут его иначе, чем десять лет назад. Но слухами земля полнится. За давностью лет многое списалось. Многое теперь вообще по-другому. Бывшие «смотрящие» сплошь и рядом бизнесмены. Вон хоть Киржача возьми. Крутил «общаковские» деньги в коммерческих банках, пока на нарах отдыхал. А вышел — сам стал коммерсантом, вице-президентом какой-то там «Лимитед». И зовут его теперь Владислав Васильевич Большаков. Большой, уважаемый человек. То же может быть и с Чечеточником. Надо с этим разобраться. К Вячеславу в его ведомство с этим вопросом соваться не хочется, не в обиду тебе, Слава…
— А что ж в обиду-то? Есть крысятники, что поделаешь. В глубине каждой большой груди греется своя змея.
