– Как именно я могу облегчить его миссию, – возмутился Турецкий, когда они покинули кабинет, – если я не веду ни дело Бэнк оф Трейтон, ни дело о гибели Апраксина?
Меркулов, как обычно, хладнокровно помалкивал.
– Да, и еще вопрос: какое отношение имеет «Файф левел» к этим делам, почему ими занимается не ФБР?
– Реддвей здесь не в качестве представителя ЦРУ или руководителя антитеррористического центра, – пояснил Меркулов. – Его пригласили консультантом в комиссию конгресса США по внешней мафии.
– Какой-какой? – не понял Турецкий.
– Внешней – значит не американской, а русской, еврейской, турецкой и так далее. Твой Реддвей, видимо, признан большим специалистом по русской оргпреступности, вот его и запрягли разбираться с банком Трейтона.
– Ладно, с ЦРУ я понял, как не дать бедному Питу помереть со скуки, я тоже примерно представляю. Но, по сути, мне что теперь, прикажешь забросить Чеботарева и начать раскапывать дело американца Апраксина?
– Какой ты нудный, Саша! – воскликнул Меркулов. – У тебя сейчас сколько дел в производстве? Пять, шесть?
– С Чеботаревым – шесть.
– Ну, значит, будет семь. Или восемь. Апраксиным Генпрокуратура вообще не занимается.
– А кто тогда?
– Следственное управление ФСБ.
– Ага, значит, наши все-таки сунули свой длинный нос в это дело!
– А как иначе. Ты же просто поможешь Реддвею разобраться в той макулатуре, которой они его наверняка завалят. А по Бэнк оф Трейтон работает межведомственная комиссия, справочку о ее успехах на сегодняшний день я тебе организую. И расслабься. Радуйся приезду друга. Визит Реддвея, Саша, всего-навсего красивая формальность.
– Да?
– Да. Или, по-твоему, кто-то рассчитывает, что он приедет и повяжет всех наших мафиози прямо в их логове? Нет, конечно. Американские конгрессмены желают быть в курсе наших изысканий, узнавая о них не из наших же телепрограмм, а от своего проверенного человека. Теперь все ясно?
– Угу.
– Последняя просьба, очень личная: в своих оргиях с Реддвеем будьте скромнее, хорошо?
– Обижаешь, Костя, какие оргии?! – хитро подмигнул Турецкий. Настроение у него заметно поднималось.
Черный. 8 сентября, 12.10
Ветеринар появился через десять минут. Черному как раз хватило времени натянуть джинсы и убедить Томми, что вопросы можно продиктовать ведущему ток-шоу, и непосредственно перед выступлением. Билл жалобно попискивал, косясь на свою окровавленную лапку.
– Желаете усыпить? – сочувственно поинтересовался ветеринар, осматривая больного.
– Ни за что! – возмутился Черный. – Гипсуйте.
Работа есть работа. Бизнес есть бизнес. Пожав плечами, врач вколол Биллу снотворное, наложил шину и выписал счет.
– Только она все равно будет хромать, – сказал ветеринар на прощанье.
– Это не она, а он! – Черный с треском захлопнул за ним дверь.
Остановился на пороге спальни, блокнот Басина продолжал нагло лежать на полу. Нет! К черту! Не буду его читать! Черный понесся на кухню.
Пора кончать с этим здоровым образом жизни! Наплевав на церемонии, в турке подогрел граммов сто саке, перелил в чашку, сделал большой глоток. Полегчало. Теперь бы еще съесть чего-нибудь. Но в холодильнике пылился только позавчерашний пакетик с китайской жареной лапшой, пригодной теперь разве что для Билла – из нее вполне можно построить прикольное гнездо. Или заказать какой-нибудь еды из ближайшего фаст-фуда? Впрочем, голодание полезно для прояснения мыслей.
До чертового ток-шоу всего три часа, надо бы просмотреть все-таки газеты, хорошо бы, конечно, еще и русские, хотя двадцать два миллиона остолопов, которые станут смотреть шоу с его участием, вряд ли их читают, а значит, реакцию русских на скандал можно высосать из пальца. Черный углубился в газеты, но этот, мать его, блокнот, точно магнит, притягивал к себе. Не глядя, пнул его ногой под диван, сделал еще глоток саке, прочел вслух первый абзац из передовицы «Нью-Йорк таймс». В голове не осело ни единого слова, мысли расползались, как тараканы на свету.
Ладно. Только одним глазком взглянуть – и в мусоропровод.
Черный вытащил из-под дивана желтый конверт. Отправитель – адвокатская контора «Штейн и Бергман», внутри кроме блокнота был еще сложенный вчетверо листок плотной бумаги с напечатанным на машинке текстом:
"Если вы читаете это, значит, до меня уже добрались. Наверное, я сам виноват. Красивые жесты и игру ва-банк могут позволить себе только избранные. Теперь я это понял окончательно. Сжечь эти записи у меня не поднялась рука, если сочтете нужным, сделайте это сами. Или воспользуйтесь ими для своей книги.
С уважением или без него,
Ефим Басин".
Козел! Черный разорвал письмо и конверт на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Кто он вообще такой, этот, мать его, Басин?! А никто, мать его! Труп! Кусок мяса или вообще горка пепла. Ну встречались они один раз, причем в Москве. Было дело. Черного представили как VIP-тренера, а Басина? А Басин, кажется, представитель Иностранного банка России в Штатах. И все. Даже внешности этого Басина Черный толком не помнил, мелкий такой семит в очках, кажется…
Или без? Или не мелкий и не семит?
Короче, какая теперь разница?!
Ну, положим, о книге Басин мог узнать благодаря рекламной кампании, организованной Томми, но это же не повод, мать его! Или ему невесело умирать в одиночестве?
Черный встал на голову и попробовал расслабиться. Главное думать о чем-нибудь хорошем или вообще ни о чем не думать. Закрыл глаза, представил юную бледную гейшу в зеленом кимоно. Она мелко семенит к нему, развязывает пояс, медленно сворачивает его и кладет на пол, кимоно падает само собой, а под ним ничего нет. Он отчетливо видит ее деревянные сандалии (он же стоит на голове), они приближаются к его лицу, он силится рассмотреть, что над ними – бесконечно длинные ноги. Она молча расстегивает «молнию» на его джинсах, тянет их вверх. Черт! Нелегко устоять вверх ногами, когда тебя раздевают…
Надрывно запищал очнувшийся Билл. Черный вздрогнул и обрушился прямо на девушку. Но она, до того такая реальная и осязаемая, подло растворилась в воздухе, только пыль поднялась с ковра и заискрилась на солнце.
«Му– у!»
Черный прислушался к своим ощущениям – ничего, вроде все нормально. А с чего он, собственно, решил, что этот, мать его, Басин прислал ему бомбу? Может, он просто ищет хотя бы посмертного литературного признания и рассчитывает посредством Черного его добиться?
Билл судорожно дергал лапками, пытаясь встать. Черный подобрал с пола кусочек сыра и положил перед мордочкой любимца. Билл успокоился и с вожделением принялся за еду. До шоу осталось немногим более двух часов.
