– Словом?
– Думаю, что контора была чистая.
– Что?! То есть ты хочешь меня убедить, что на такой Клондайк никто не наложил лапу? Неужели в наше время такое еще возможно?
– Основными клиентами «Феникса» были импортеры, причем крупные импортеры. И их, даже исходя из тех документов, которые смогли добыть фэбээровцы, было много – сотни. А такое количество разных фирм стали бы пользоваться одной «прачечной», только если они были уверены, что эта «прачечная» чистая, согласитесь. И после проводки ста тысяч долларов к каждому владельцу фирмы не придут серьезные дяди и не попросят отстегнуть по восемьдесят тысяч из каждых ста в фонд поддержки русской мафии. Может, это звучит довольно дико, но по большому счету услугами «Феникса» пользовались обычные честные предприниматели, радеющие и о процветании родной страны в том числе, а главное – не имеющие ничего общего с криминальными структурами.
– Сема! Что ты несешь? – возмутился Турецкий. – Народ гонит бабки за бугор, ни черта не платит налогов, а ты их называешь честными?
– В наших условиях, при наших законах, с таким налоговым кодексом – они вполне соответствуют определению «честные». Если бы они платили все, что положено, они бы просто разорились или вынуждены были бы настолько поднять цены на ввозимые товары, что те же окорочка и памперсы стали бы предметом роскоши, недоступной девяноста пяти процентам населения России. Вот смотрите: предположим, вы ввозите в Россию товара на один доллар. Вам надо заплатить таможне примерно сорок центов. Но вы прекрасно понимаете, что за один доллар ваш товар раскупят быстрее, чем за доллар сорок, поэтому вы пошлину платить не хотите. Тогда вы заключаете с поставщиком липовый контракт о том, что ваш товар стоит десять центов, и платите пошлину четыре цента. А оставшиеся девяносто центов переводите поставщику через «Феникс». Заметьте, что эти левые доллары в основном даже не исчезают из России навсегда. Они возвращаются в виде товаров. Они крутятся через «Феникс» десятки раз, чтобы мы с вами могли что-то купить дешевле. Именно этим и объясняются огромные суммы, прокачанные через счета «Феникса». По нашим подсчетам, «Феникс» обслуживал до десяти процентов всего российского импорта.
– Ни фига себе, – присвистнул Турецкий.
– Конечно, с точки зрения американцев, «Феникс» – контора преступная. Шестопал работал без лицензии на такого рода операции, и он бы ее не получил, даже если бы очень захотел. Так что Шестопала они, наверное, посадят.
– А «Феникс»?
– «Феникс», естественно, ликвидируют, только на его месте появится новый. – Семен невесело ухмыльнулся. – Восстанет из пепла, и все пойдет по-старому.
– Как-то угнетающе это все звучит, – вздохнул Турецкий, только теперь сообразив, что, вместо того чтобы провожать Школьникова, они топчутся у ворот Генпрокуратуры. – Полная бесперспективность, значит?
– С ветряными мельницами, Александр Борисович, надо бороться, не наезжая на них с копьем, а посредством постройки современных мукомольных комбинатов.
Черный. 8 сентября, 17.40
Ток– шоу закончилось благополучно: русскую мафию заклеймили, американский образ жизни признали единственно верным. Правда, у Черного еще часа два ломило зубы -он так их стискивал, чтобы не заржать в присутствии восторженных слушателей, что многие наверняка решили, что у него многочисленные и непоправимые дефекты речи. Матерый шоумен, ведущий, живенько переводил его скудные реплики на язык, понятный дебильным детишкам, а заодно щедро сдабривал собственными дурацкими комментариями, от которых у Черного просто слезы от сдерживаемого хохота на глаза наворачивались.
Короче, все остались довольны. Особенно Джексон, ну и, конечно, миллионы телезрителей. Которые уже звонят в ближайшие книжные магазины, желая первыми завладеть личным экземпляром бестселлера «Бизнес и политика по-русски», чтобы окончательно постичь темные глубины современной русской души.
По дороге домой Черный заехал в японский ресторанчик, взял дюжину суси, сушеных кальмаров, пару токкури саке, собираясь отметить свой успех на Си-эн-эн наедине с Биллом. Биллу, не врубающемуся в тонкости японской кухни, пришлось купить традиционного сыра.
Билл явно поздоровел за время отсутствия Черного, по крайней мере смог самостоятельно перебраться из своего лежбища в книжном шкафу на стол и возлежал на басинском блокноте. Черный оставил без комментариев интерес любимца к порнографической литературе и приступил к сложному церемониалу приготовления торжественной трапезы. Саке, подогретое на водяной бане, переместилось на стол в специальной подставке, токкури-хакама, бутерброды и ломтики кальмаров разложены на блюде в художественном беспорядке, сыр нарезан кубиками. Черный поджег палочку благовоний, наполнил маленькие фарфоровые стаканчики, очоко, и, усевшись на ковер, с удовольствием сделал первый глоток.
– За миллионы, Билли! – Миллионы чего и чьи миллионы, он уточнять не стал.
Билл проигнорировал свой стакан, но ринулся к сыру, как голодающий Поволжья. Примерно за час Черный целиком опустошил одну бутылку и наполовину вторую.
Легкое похмелье всегда подвигало его на героические поступки, он стряхнул Билла на подушку и без колебаний открыл басинский блокнот.
5.03.97
…Итак, она не проститутка. Я о ней по-прежнему практически ничего не знаю и не знаю, хочу ли я что-то узнать…
– Ну, и правильно! – энергично прокомментировал Черный. – Главное, чтоб трахалась круто.
11.03.97
…Фактически я работаю на ее мужа. И наплевать! Он неизвестно где, и ему, похоже, тоже наплевать. А в конце концов, чем я хуже Апраксина? Его же он не кастрировал…
14.03.97
Затащила меня ночью в метро, было холодно и страшно неудобно. Ей явно не хватает экзотики. Заказал ложу в оперу, посмотрим, как ей понравится трахаться под Вагнера. Обещала познакомить с подругой, кажется, будет что-то грандиозное".
– А подробности?! – Черный долистал до более или менее длинной записи. – Ого! Десять страниц почти.
17.04.97
Марина приехала не одна. Мало того. Опоздала на час.
Надо знать Марину, чтобы понять, что для нее значит опоздать на целый час. Позавчера наш «торжественный вечер» продолжался до шести утра, во всяком случае, когда я сворачивал для нее «наипоследнейший» косячок, на часах, по моим ощущениям, было без десяти шесть и незадолго до этого я выключил свет, потому что стало уже достаточно светло – в совокупности слишком логично для галлюцинации. Потом я отнес Марину на тахту (оставить ее тело в кресле я почему-то счел недостойным, а тахта – самое низкое лежбище в моей квартире, и с учетом упадка сил мне представлялось, что уложить ее туда будет проще всего – бред!). Я еще с наркотическим сарказмом подумал тогда, что моя леди-супербизнес пропустит свое суперважное совещание и не сделает свой эпохальный доклад, о котором она только и болтала всю ночь.
