И Гордеев решил, что расстановку сил, если таковая здесь все-таки существует, покажет суд второй инстанции.
А вот с этим Журой, видимо, придется встретиться, не обостряя отношений, если не будет к тому острой нужды. Принципами своими Юрий Петрович поступаться не собирался, но есть же и обходные маневры, есть временные тактические надобности, без которых адвокатская работа и не существует. В том, что такая встреча произойдет в самое ближайшее время, он не сомневался.
2
Новая горничная, пожилая, неразговорчивая женщина, постучала к Гордееву в номер и протянула записку. Юрий взглядом спросил: от кого? Та неопределенно пожала плечами, сухо ответила:
— Велено передать, — и ушла.
Интересная это была записка, написанная от руки красивым, округлым почерком. Причем авторучка была старомодной, перьевой — небось обязательно «паркер».
«Господину адвокату Гордееву Ю. П.
Уважаемый Юрий Петрович! Прошу Вас принять мое приглашение и спуститься в ресторан «Новоград», где я предлагаю Вам дружеский ужин, а также обмен мнениями по поводу того дела, которым Вы в данный момент активно занимаетесь. Буду рад Вас видеть. Вас встретят и проводят. Адвокат Мокшанцев Герман Давидович».
Кто он такой, Гордеев не знал, но его профессия указывала на то, что это определенно кто-то из сторонников Васильчикова и компании, а следовательно, противник. Но приглашение было вежливым, хотя и отказаться — это совсем не значило обидеть незнакомого человека. Просто интересно было выслушать, что думает о миссии Гордеева другая сторона.
Полагая, что в ресторане будет душно, Юрий надел легкую тенниску и пиджак, в котором лежали его документы. В незнакомом городе с этим делом надо быть осторожным и внимательным. Спровоцируют в том же ресторане драку, загребут вот так, без документов, а потом доказывай, кто ты есть. Впрочем, с ним уже бывали случаи, когда в некоторых провинциальных городах, где он проявлял опасную, с точки зрения властей, инициативу, его останавливали милиционеры, якобы для проверки документов, которые затем отбирали и докладывали по начальству, что у задержанного ничего, удостоверяющего его личность, при обыске не обнаружено. А «беспаспортного бродягу», известно, можно и посадить в каталажку по любому подозрению. И на какое-то время забыть о нем. Ну да, пока все сроки не выйдут.
И еще сделал он одно важное дело — воткнул в уголочек на отвороте пиджака маленькую, почти незаметную булавку с керамической головкой. А у себя в заднем кармане брюк включил тоже небольшой плоский японский диктофон. И то, и другое было презентом друга — Дениса Грязнова, руководителя московского сыскного агентства «Глория». Звукозаписывающий аппарат с помощью крохотного микрофона фиксировал каждое слово, сказанное в округе пяти метров. Зачем нужна была Гордееву запись разговора, который мог состояться, адвокат еще и сам не знал, но — на всякий случай. Хуже не будет. А вдруг начнутся угрозы? Вот тогда запись и станет свидетельством.
У входа в ресторан, возле дверей которого толпилось несколько человек в ожидании свободных мест — картинка, напомнившая Гордееву его молодость, — стоял прилично одетый молодой блондин, похожий на официанта. Он вопросительно взглянул на Юрия.
— Я — Гордеев, меня пригласили, вот. — Он протянул официанту записку.
Тот прочитал и, повернувшись, сделал знак швейцару, который открыл дверь.
— Прошу, — слегка склонил тот голову, пропуская Гордеева.
Но Юрий спокойно вынул из его руки записку и сунул в свой карман.
— Должен же я знать, кто меня пригласил, — усмехнулся он.
Они прошли через весь битком набитый зал, где стонал оркестр в старом танго и несколько пар топтались возле эстрады, к двери, закрытой зелеными бархатными занавесками, словно перенесенными сюда из времен развитого социализма.
С двух сторон неширокого коридора располагались кабинеты. У одного из них официант остановился и постучал.
— Войдите!
За обильно заставленным столом сидело с десяток человек, в основном молодых. Но двое были явно старшими здесь. Один из них тотчас встал и, обойдя стол, протянул обе руки.
— Мокшанцев. Рад, что вы приняли мое приглашение. Позвольте представить вам моего хорошего знакомого, о котором вы, Юрий Петрович, уже, вероятно, наслышаны. Но только весьма, полагаю, односторонне. — Он улыбнулся. — Журавлев, коммерсант.
— Ну да, теперь это так называется, — тоже улыбнулся в ответ Гордеев и кивнул Журавлеву, но тот на кивок не ответил, а только остро посмотрел на Юрия и сощурился, выдавая лишь этим свой интерес. — У вас, я смотрю, большая компания… — Юрий достал из кармана записку и посмотрел в нее. — Герман Давидович. Так какой же может быть обмен мнениями? Или я чего-то не понял? — Он показал записку адвокату, но не отдал ее.
— Нет, никаких противоречий. Мы обязательно обменяемся… А Василий Иванович и его… коллеги, они тоже хотели познакомиться с вами поближе, так сказать, если у вас нет возражений. Вы ведь еще не ужинали? Садитесь, — он дружески отодвинул стул, — кладите закуски, сейчас подадут горячую рыбку. Что желаете пить? Коньячку? Водочки?
— Да? И чем же я всех так заинтересовал?
Садясь, Юрий оглядел по очереди всех молодых людей, братков из ближнего к пахану круга, как он понимал, среди которых заметил и того, что появлялся сегодня в кафе. Отдельно кивнул тому, но парень не отреагировал, точнее, он с каменным лицом отвернулся, чем выдал свое нежелание признаваться в знакомстве. Да, пожалуй, гордиться ему было нечем.
Эту «игру» заметил Журавлев — достаточно пожилой уже мужчина с крупными залысинами, седыми висками и резкими чертами лица, напомнивший Гордееву одного известного артиста, игравшего в фильмах обычно волевых и жестких людей, часто с уголовным прошлым. Василий Иванович, как представил его адвокат Мокшанцев в качестве «хорошего своего знакомого», с неожиданным интересом посмотрел на парня, потом на Юрия и хмыкнул. Скорее всего, подумал Гордеев, парень не доложил хозяину, как слегка «опустил» его в разговоре адвокат, а опытный Жура это усек.
— Так чего вам налить? — не отставал адвокат.
— Благодарю, но я пока не хотел бы спиртного. Разве что пива. Но оно, — Юрий снова уставился на того парня, — здесь, в городе, по-моему, отвратное. Не хочу обижать хозяев, но для ценителя в нем слишком много солода. И с выдержкой не все в порядке. — Он покачал перед сморщенным носом ладонью, сложенной горстью. — А вот вечный «старопрамен», если он тут имеется? Ну или «варштайнер» — на худой конец. Другие сорта не употребляю.
— Я согласен с вами, — поспешил Мокшанцев и кивнул одному из молодых людей. Тот встал и вышел за дверь.
— Вы можете начинать, Герман Давидович, — с улыбкой заметил Гордеев, взяв вилку и разглядывая закуску — что себе выбрать. — Я умею делать несколько дел сразу. Кстати, Василий Иванович, вы не в курсе, с той девушкой из секретариата суда ничего опасного не приключилась? Говорят, упала, расшиблась немного, бедняжка, каблучок сломала. Иван Данилович сегодня так сетовал! Как она?
