– Он ненормальный… – пробормотал Папалаев.
Жуков уже хотел было согласиться со своим другом, но инвалид вдруг торжественно произнес:
– Слушайте же!
– Ну? – нетерпеливо сказал Папалаев.
– Первая цифра этого номера в два раза больше, чем вторая. Третья – в два раза больше чем первая. Четвертая же равна сумме всех предыдущих. А что касается букв, то из них складывается слово, которое наверняка употребляется очень часто, когда речь заходит о вас, – хозяин глянул на Папалаева, – да и о вас тоже. – Он перевел взгляд на Жукова.
– Ну все, мне это надоело! – заявил Папалаев.
– Я ведь вам говорила! – раздался голос сзади.
Оперы обернулись. В проеме стояла Зина.
– Он же чеканутый! – сказала она, выпустив в комнату струю дыма и стряхнув прямо на пол пепел сигареты, которую держала в руках.
– Пошла вон! – завизжал инвалид. – И вы двое – тоже!
Но оперы не ушли. Жуков составил протокол допроса свидетеля, и, когда Бочкину объяснили, что он не имеет права отказываться от дачи показаний, «гражданин Леонардо» назвал номер автомобиля, на котором уехали преступники.
Только после этого оперы покинули «апартаменты» Василия-Леонардо и вышли в коридор.
– Он всегда загадки задает, – сказала Зина. – Я один раз спьяну деньги на бутылку затырила, а с утра забыла куда. А он нашел. И говорит мне: деньги лежат под тем, где двадцать, когда тридцать.
– Чего-чего? – спросил Папалаев.
– Вот и я не поняла. А потом оказалось, что они на балконе в коробке с хламом, которая под термометром стоит. У нас термометр на десять градусов ниже нормы температуру показывает.
– Понятно, – сказал Папалаев и покрутил пальцем у виска.
Зина проводила их, и через несколько секунд оперы шагнули на лестничную клетку.
– Покедова, кенты! – сказала хозяйка и захлопнула дверь.
По лестнице поднимались довольные люблинские милиционеры.
– Ну что у вас? – спросил оперов Гаврюшин.
– Нашли одного… – сказал Жуков.
– А мы номер машины узнали! – не дав ему договорить, сообщил Гаврюшин. – Бабка-пенсионерка со второго этажа запомнила.
– Серьезно? – оживился Жуков. – И что за номер?
– Д 2147 УБ.
– Ну точно! – воскликнул Жуков. – Наш свидетель его же назвал!
Лейтенант Гаврюшин удовлетворенно сказал:
– Ладно… Теперь надо выяснить, кому принадлежит эта машина…
– Сейчас узнаем! – воскликнул Жуков и достал из кармана мобильник: – Сейчас позвоню в МУР, они свяжутся с картотекой ГИБДД – и там этот номер мигом пробьют!
Он тут же стал давить на пищащие кнопочки и через несколько секунд уже диктовал в крохотный микрофончик мобильника:
– Д 2147 УБ! Нет, Серег, я говорю УБ! Ульяна, Борис. А первая Д – Дмитрий! Чего-чего? Ага, вместе – ДУБ. Когда перезвонить? Ясно…
Жуков отключил мобильник и сказал:
– Через пятнадцать минут там все узнают.
– Ну что же, подождем… – кивнул Гаврюшин.
Они спустились вниз, вышли во двор и сели на лавочку у подъезда.
– Ну надо же, – толкнул Папалаева Жуков, – ДУБ! Во как…
Турецкий остановил свою «семерку» у входа в «Глорию», вышел, поднялся по ступенькам крыльца и оказался на пятачке перед закрытой дверью. Сверху на него смотрел объектив телекамеры.
Александр поднял руку, чтобы позвонить, но дверь вдруг открылась.
– Добрый день, Александр Борисович! – сказал высунувшийся в щель охранник. – А Дениса Андреевича нет!
– Ничего, я его подожду, – ответил «важняк». – Он должен подъехать.
Охранник пропустил Турецкого в помещение, и тот неторопливо пошел вдоль коридора. Попав в просторный холл, расположенный перед входом в кабинет Дениса, Александр сел в одно из стоявших там кресел и принялся ждать.
Выйдя недалеко от Киевского вокзала, Герман покрутился у остановок, внимательно изучая таблички с маршрутами автобусов и троллейбусов. В сторону центра ехали сразу несколько из них, и Редников решил выбрать самый долгий путь, – ему так хотелось отсрочить момент прибытия в эту проклятую «Глорию».
– Так, – посмотрел на часы Жуков, – пора звонить!
– Ага, – кивнул Папалаев. – Действуй!
Опер снова вытащил мобильник и набрал номер.
– Алло, – сказал он, приложив крохотный аппаратик к уху, – Серег, это опять я. Ну что там? Молодец, диктуй! Так… так… ага, спасибо! – И, пряча телефон в карман, Жуков сказал: – Ботаническая, семьдесят, квартира три. Кирпичев Трофим Авдеевич.
– Поехали! – поднялся с лавочки Гаврюшин.
– И мы с вами! – сказал ему Папалаев.
– Давайте, – согласился лейтенант и пошел со своими оперативниками к стоявшему в глубине двора «уазику».
Спустя минуту обе машины выехали в арку и направились в сторону Садового кольца – впереди «уазик», а за ним «шестерка».
– Вообще-то я думал, что этот «фольксваген» окажется в угоне, – пробормотал крутящий баранку Жуков.
– Я тоже… – сказал Папалаев.
– Может, владелец еще не успел заявить?
– Может, и так…
Они помолчали.
– Или он ее продал кому-нибудь по доверенности… – опять задумчиво произнес Жуков.
– Скорее всего…
– И теперь придется искать того, кому он этот «фольксваген» впарил…
– Ага…
– Но чего точно не может быть, – сказал Жуков, – так это того, что «фольксваген» окажется сейчас во дворе дома хозяина, а сам он будет сидеть в своей квартире.
– Да уж, – усмехнувшись, подтвердил Папалаев, – этого быть не может!
Через полчаса они въезжали в зеленый двор дома семьдесят по Ботанической улице.
– У него третья квартира, значит, это там, – махнул рукой Папалаев в сторону первого подъезда.
Сидевшие в «уазике» тоже разобрались, куда ехать, и скоро обе машины остановились у левого края девятиэтажной коробки.
Жуков вылез из машины, потянулся, зевнул и вдруг, опуская руки, застыл, глядя вытаращенными глазами прямо перед собой.
– Мне это мерещится, или нет? – потрясенно спросил он Папалаева.
– Н-нет, – сказал Папалаев, который, открыв рот, уставился немигающим взглядом в ту же сторону, что и Жуков.
Люблинские милиционеры смотрели туда же.
На расстоянии пяти метров от оперов блестел на солнце фиолетовый «фольксваген» с номером Д 2147 УБ.
