— Оптимистично! — покачал мудрой головой с остатками бывших рыжих волос Грязнов и поднял стакан: — С отъездом, а то нас с Саней скоро пригласят... А ты, Владимир, — он обернулся к Поремскому, — помни, мы под твою личную ответственность отпускаем патриарха. И если там чего, сразу звони от нашего имени Витьке Гоголеву, он зам в ГУВД. Привет от нас, а все остальное он знает сам.
— Слушаюсь, товарищ генерал. — Поремский шутливо приложил кончики пальцев к «пустой» голове. Правильно, —кивнул Вячеслав Иванович, может быть, впервые не сделав замечания, что к пустой голове руку не прикладывают. — А если девки начнут осаждать, что в Питере совсем не исключено, бери все на себя, а Косте даже и не докладывай, опозоришься на веки вечные. Мы вот с Саней прежде никогда не докладывали, но он все равно был в курсе. И журил. Верно, Саня?
— Ох, как верно, Слава! — со смехом вздохнул Турецкий.
И разлили по «стременной»...
4
Помахав уходящему поезду, они потом долго спорили, к кому ехать.
Ввиду того что начались школьные каникулы, супруга Турецкого Ирина Генриховна с дочерью Нинкой, которая за прошедшую зиму странно быстро вытянулась и даже переросла на полголовы мать, отправились на отдых в Туретчину. Сильно ударив при этом по самолюбию главы семейства. Нинка так и заявила: «Едем предков искать!» — чем ввергла Александра Борисовича в кратковременный транс. На его строгий вопрос: «Кто научил?» — с апломбом тринадцатилетней девицы ответила: «Родная мать!» И все, и гаси, как говорится, свет. Что оставалось папаше? Правильно, обеспечить в материальном смысле их полнейшую независимость в той самой Туретчине. Поэтому и неопределенная пока по времени служебная командировка Александра в Германию не успела еще внести в семью Турецких порцию очередного «недопонимания». А то — о-о, что было бы!
У Вячеслава дома все гораздо проще, как у всякого застарелого холостяка, привыкшего полагаться если не на свои собственные силы, то на сообразительность и быстроту ног родного племянника Дениса. У директора частного охранного предприятия «Глория», которое правильнее было бы именовать сыскным агентством, Дениса Андреевича летняя пора была, как всегда, самым мертвым сезоном в году. Дела находились редко, чаще всего неинтересные, а потому и малоденежные — так, ради поддержания штанов, не больше. Он и сыщиков отпускал отдыхать до первого аврала. Лето, короче говоря. А сыщики у Дениса были классные. И Вячеслав Иванович при любой возможности находил повод дать им заработать.
Вот и теперь, когда Меркулов намекнул совсем даже и непрозрачно на то, чтобы Грязнов помог его следователям раскрутить убийство Нестерова, а сам Вячеслав был немного уже в курсе, какая там каша заварилась потом, ему пришла в голову вполне трезвая мысль. Раз уж Генеральная забирает это дело из межрайонной прокуратуры к себе, наверняка появится возможность привлечь к расследованию и Денискиных мужиков. И дело сделают в самом лучшем виде, и Костя, зная их всех, наверняка изыщет приличные средства для оплаты оперативно-розыскных действий.
Но если уж обсуждать это убийство за рюмкой, — а о том, чтобы обойтись без продолжения проводов, не могло быть и речи: надо ж было еще выпить и чтоб колеса не стучали, спать не мешали, и чтоб Питер встретил достойно, может, и Виктору туда позвонить, предупредить, что Сам едет, а что? — так вот, лучше все это проделать в компании Дениса, который, пока они едут от Комсомольской площади в Свиблово, на Енисейскую улицу, успеет приготовить дядь Славе с дядь Саней что-нибудь вкусненькое. Время-то еще почти детское! Подумаешь, первый час ночи!
На этом решении и остановились. Тем более что у Грязнова уже все было в холодильнике, Турецкому же надо было еще запасаться, а значит, и время дорогое терять. К тому же он хотел позвонить в Германию, Питеру Реддвею, там у них только начало одиннадцатого, и Питер наверняка не спит. А если и заснул только что, ничего страшного. Как утверждал автор «Гренады» и «Каховки», дружба — понятие круглосуточное.
Денис Грязнов перебрался на недельку-другую к дядьке, пока в его собственной квартире на Пречистенке делали так называемый ныне евроремонт, то есть из трех комнат, включая небольшую кухоньку, строители создавали одну просторную «залу» с колоннами и арками между ними, а из бывшей спальни — просторную кухню с окном в общее помещение. Словом, то, что раньше в многочисленных забегаловках называлось окном раздачи, теперь стало жутко модным в индивидуальном жилье. Как и стойка бара с высокими стульчиками, и многое другое, что лишь подчеркивало стремительность потока жизни, которая не оставляла ни времени на длительные дружеские беседы либо персональные умствования, ни места для них. И вообще, что такое теперь твой дом? Все — на виду, напоказ. Примчался, тяпнул, несколько часов сна — и снова бегом. Иначе денег не будет.
Немногочисленные знакомые дамы, посещая жилье Дениса, многозначительно хмыкали и прикидывали, что можно сделать тут и как превратить нору в респектабельное жилище современного молодого мужчины. До поры до времени одинокого. И дотюкали ведь! Капля за каплей, известно, и камень точит. И Денис решился, о чем скоро пожалел, ибо из приятного и благополучного молодого человека, приезжающего домой на джипе «форд-маверик», он в одночасье превратился в жуткого, безнравственного и бесчувственного злодея, терроризирующего весь многоэтажный, сталинской еще постройки, дом.
Верно замечено, что от любви до ненависти — один шаг. Денис легкомысленно сделал его, и теперь все бабушки и прочие женщины, может, за совсем малым исключением, спасавшиеся во дворе от бесконечного грохота отбойных молотков и дрелей-перфораторов, сотрясавших стены примерно с десяти до семи ежедневно, дружно ненавидели «этого зажравшегося нового русского», чтоб ему, как говорится, ни дна ни покрышки. И Денис счел за лучшее просто «слинять» на время ремонта — так ему назвали данный процесс в той стройконторе, куда он обратился, — и переехал к дядьке, тем более что тот, естественно, был совсем не против. Присутствие племянника во многом Грязнова-старшего устраивало: не требовалось постоянно следить за наполнением холодильника, многого просто не надо было делать, переложив бытовую суету на плечи молодежи.
Вот и сейчас, прежде чем сказать шоферу служебной «Волги» «поехали», Вячеслав Иванович позвонил домой и предупредил, что возвращается вместе с Александром Борисовичем и надеется, что Денис, пока они едут, «сообразит чего-нибудь на ужин, легкого и необременительного для желудка — так, чтоб под коньяк».
Денис посмотрел на часы, пошевелил длинным носом, поиграл кустистыми рыжими бровями и вздохнул, ничего не ответив по существу. Но когда раздались в трубке короткие, самодовольные гудки, он по-хулигански ухмыльнулся и немедленно принялся за приготовление «легкого ужина». Мстить он тоже любил и умел.
И когда хозяин с гостем вошли в лифт, чтобы подняться в квартиру, уже в районе третьего этажа они почувствовали, что запахи, наполняющие тесное пространство полуночной кабины, приличествуют никак уж не жилому дому, а какому-нибудь отвязному приморскому кабаку, где жирный, лоснящийся жиром повар дядя Васо готовит свадебный обед собственному любимому отпрыску — небольшой, персон на двести пятьдесят — триста, не больше...
