— Пожалуйста, гражданин начальник. Итак, пуля в черепе. Первая пуля, — уточнил Турецкий. — Не из «макарова», а из МП-5. Что делать, думает киллер? Пулю же вытащат, ясно будет, что убийство. А нужно — самоубийство. Тогда он берет журнал и простреливает через него Белову второй висок — уже из его собственного пистолета. Вторая пуля, уже не по случайности, гарантированно останется в голове. Следов пороха нет, они на журнале. В голове две дырки, как будто пуля прошла навылет. Из «макарова» — один выстрел. Точка!
Меркулов только головой покачал. На лице у Смагина читалось неприкрытое восхищение.
— Итак, пуля в черепе, ты сказал, — заметил Меркулов. — Но как ты это понял, вот что меня занимает!
— Про интуицию по-прежнему нельзя? — сверкнул глазами Турецкий. — Ну пусть тогда стажер попробует.
— Ты его уже натаскал, наверно? — подозрительно покосился Меркулов.
— Константин Дмитрич, не стыдно?!
— Ну ладно. Олег! Есть идеи?
— Есть, — кивнул Смагин и поставил стакан с водой на подоконник. Потому что ему казалось, без помощи рук тут не обойтись. — Края раны такие, что ясно: пуля вошла под углом. Висок — тонкая часть черепа, а так велика вероятность, что она застряла.
— А что? Очень даже складно, — признал Меркулов. — И за спиной Смагина показал Турецкому большой палец. — По поводу элитного американского оружия работу ведем. Два года назад Министерство обороны и ФСБ получили партию в пятьдесят единиц. Сейчас они проверяются. Процесс непростой, может занять время.
— Почему? — не понял Смагин.
— Потому, — объяснил за Меркулова опытный Турецкий, — что эти пушки могли раздарить кому угодно, хоть любимой собачке президента.
— В теории, — на всякий случай уточнил Меркулов. Верить в подобное не хотелось.
— В теории, — повторил Турецкий и достал телефон — ему звонили.
— Александр Борисович, насилу достучался! — Это был Колдин. Оживленный, радостный, просто лучший друг. — Срочно посмотрите свою почту! Я вам там прислал выдержку из прессы — все информагентства сообщают, это не липа.
— Сейчас гляну… Костя, включи компьютер, пожалуйста.
— Ты уж сам, будь добр. — Меркулов встал, освобождая хозяйское место.
ПЕРВЫЙ БИОКОМПЬЮТЕР
Группе ученых из Израильского университета удалось создать пробный образец биокомпьютера, который представляет собой обычную стеклянную пробирку, заполненную молекулами ДНК, РНК и различными ферментами.
Именно эти компоненты и выступают в роли устройств ввода/вывода, вычислительного блока и программного обеспечения.
Исследования проводились в вейцмановском институте (WeizmannInstitute) в Израиле под руководством профессора Эхуда Шапиро (EhudShapiro), который так описал свое изобретение: «Нам удалось создать настоящий биокомпьютер. Причем размеры его настолько малы, что в одну пробирку можно поместить до триллиона вычислительных модулей, суммарная производительность которых составит один миллиард операций в секунду». Точность вычислений составляет 99,8 %, правда, все результаты обработки информации «выдаются» только в виде двух вариантов ответа: «истина» или «ложь».
Читали все втроем, поглядывая друг на друга, пытаясь уловить реакцию и выделить суть.
Следующий звонок снова был от Колдина:
— Ну как вам?
— Да… Но это же значит, то, что говорил Винокуров…
— Ерунда, туфта, к черту Винокурова!
— Ну, израильтяне, ну, мудрецы! «Истина» и «ложь», — расхохотался Колдин. — Чет-нечет! Да они там в орлянку играют, что ли? Тоже мне компьютер!
— У Белова был лучше?
В трубке возникла пауза, и Турецкий просто физически ощутил — вот он — момент истины!
— То есть у вас в Лаборатории сейчас лучше? Колдин ответил без своих обычных выбрыков и обид:
— У нас еще ничего нет. У нас все на бумаге. Но у нас — лучше!!! Мы уже сейчас такое можем представить…
— Слушайте, Колдин, почему вы мне ничего не сказали про биокомпьютер? Что из себя представляет вообще ваш биокомпьютер? Это и есть последний проект Белова?
— Не последний, а главный.
— Почему же вы ничего не говорили, черт подери?! — заорал, не сдерживаясь, Турецкий. — Это то, что в его записке было обозначено словом «к-р», да?
— А что бы это изменило? — хладнокровно возразил Колдин.
Турецкий на мгновение даже задохнулся от злости. Потом все же взял себя в руки.
— Сидите в своей Лаборатории как ни в чем не бывало и работайте. Ни про какой биокомпьютер вы ничего не знаете, кто бы ни интересовался. До моего распоряжения ни малейшего контакта с прессой. Ясно?!
— Но как же…
— Все!
Глава двенадцатая
Турецкий начал разговор с Денисом в своей обычной манере — ничего не объясняя — и в своей же манере закончил — просто оборвал.
— Денис, привет. Я что-то беспокоюсь, а как насчет прежней семьи? Она защищена?
— Клиента? — негромко и удивленно переспросил Денис, и Турецкий понял, что Шляпников рядом. — Там все в порядке.
— Откуда такая уверенность? Жена с дочерьми ведь, кажется, за границей. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься, Сан Борисыч. Шляпников звонил им при мне неоднократно. И у них все в полном порядке с самого начала, — заверил Денис.
— Ясно. Ну да это твои проблемы, что я, в самом деле? Кстати… — сказал Турецкий — и вдруг дал отбой.
На самом деле Александр Борисович не считал эту проблему проблемой исключительно Дениса. Только не хотел его посвящать в свои намерения — пусть делает свою работу, сейчас это его не касается.
Герман Васильевич был убежден, что с его дочерьми и бывшей женой, где бы они ни были, все благополучно и ничто им не угрожает. У него были основания так считать? Наверняка. Но у Турецкого были основания интересоваться этим вопросом по другому поводу. И потом, в конце концов, изначально Шляпникова с его бедой принимал он и в какой-то степени до сих пор несет ответственность.
Найти бывшую жену Шляпникова на первый взгляд казалось непросто. Турецкий не знал ни ее имени, ни фамилии (ни девичьей, ни новой, если допустить, что она опять вышла замуж). Но можно было попытаться нащупать какие-то концы через загсы, тем более что они еще и разводились.
Смагин сел на телефон, потом поездил по городу, вспотел, но все, что было нужно Турецкому, выяснил, хотя и не понимал, зачем и для чего. Правда, тот энтузиазм, с которым он работал с Александром Борисовичем, перекрывал все прочие издержки.
Оказалось, бывшую жену Шляпникова звали Алла Давидовна Шнейдер (фамилия до замужества) и они со Шляпниковым были одногодки. В начале девяностых Алла Шляпникова, переводчик по образованию, работала с иностранными музыкантами, когда они гастролировали в России. Но позже стала домохозяйкой.
