— Козлов — собственник этого дома! А дом — архитектурный памятник. А Козлов его приватизировал! А потом сдавал в аренду! Бабло рубил! Моим именем прикрывался! Понятно?
— Гладко выходит. Где Козлов сейчас?
— В больнице. Отдыхает. Только говорить он не может. Временно.
— А что с ним?
— Перелом челюсти… Ну что смотрите? Это я врезал.
Турецкий остолбенел:
— Рехнулись? Вас же посадить могут.
— Да? А я думал, это вы и сажаете… Ничего, выкручусь, — ухмыльнулся Навоша. — Только обещайте мне одну вещь?
— Ну? — неохотно сказал Турецкий, ожидая какой-нибудь юридической просьбы.
— Попробуйте моей «Навошинской» и сравните с вашей столичной. С любой. Да хоть с кристалловской. Только чтобы честно!
Турецкий встал.
— Эй, куда вы? Бумаги еще не привезли!
— Пусть мне их в гостиницу пришлют, — буркнул Турецкий.
Тут ему все было ясно.
— Что это за шум? — сказал вдруг Навоша.
— Я ничего не слышу, — возразил Турецкий, остановившись у самой двери.
И тут же услышал. В каждом ухе словно жужжало по пчеле. Причем этот шум все нарастал. Турецкий подумал: неужели?! А ведь он совсем забыл о разговоре с Меркуловым.
Жужжание все нарастало.
Навоша подозрительно посмотрел на Турецкого. Потом бросился к окну. Турецкий за ним.
На площадь перед зданием администрации опустился вертолет. Он был зеленого цвета, и из него выскакивали бойцы в касках, бронежилетах и с короткими автоматами наперевес. Турецкий насчитал шесть человек. Потом вылез кряжистый немолодой мужик с кислой физиономией и сигаретой в зубах. Это был Вячеслав Иванович Грязнов собственной персоной.
Зрелище оказалось настолько сильным, да и вообще невиданным в здешних краях, что просто парализовало все живое. На жителей Лемежа напал столбняк. У бабушек, торговавших семечками на краю площади, похоже, вымело из мешочков товар.
Лопасти еще работали. Шум стоял сильный. Турецкий, высунувшись из окна, пытался руками объяснить Грязнову, что все в порядке, что никого арестовывать и класть лицом в пол не надо. Кажется, не очень-то получалось. Грязнов решительно двигался ко входу. Все-таки язык тела — не самый совершенный…
— В кои-то веки выбрался из кабинета, — жаловался Вячеслав Иванович полчаса спустя. — Не думал я, конечно, что тут стрелять придется, но хоть косточки размять. И — такой облом…
— Я компенсирую, — пообещал Турецкий. — Здесь за городом есть симпатичный трактирчик. Только обещай, что мы туда полетим.
Глава одиннадцатая
Сначала позвонил Смагин.
— Ну как там? — спросил Турецкий.
— Скоро начнут, — сказал Смагин не слишком уверенным голосом.
— Все будет нормально?
— Да…
— Еще спрашиваю: все пройдет как по маслу?
— Не волнуйтесь, Александр Борисович… Я просто хотел извиниться. С этой беловской квартирой — трудно найти концы. Ее купила фирма недвижимости, а оттуда информацию выковырять…
— Все потом, — оборвал Турецкий. — Сначала сегодняшняя процедура.
Турецкий уже закрывал гостиничный номер, когда позвонил Меркулов:
— Александр, ты что вытворяешь?
— Завтракаю, — с сожалением соврал Турецкий. Есть ему было совершенно нечего. Он только что принял душ, побрился и обдумывал как раз эту проблему: где удовлетворить потребность в хлебе насущном.
— Ты понимаешь, о чем я?
— Настучали? — удовлетворенно констатировал Турецкий.
— Давай приезжай, генеральный хочет тебе самолично всыпать. И я его понимаю.
— Знаешь, Костя, а мне понравилось в Лемеже жить. Опять же от начальства далеко. Чем плохо? В общем, не поеду я никуда. Я Смагина в Москву послал. Он там вместо меня распоряжаться будет. И я ему сказал никого не слушать, а делать, что велено. И он, кстати, генеральному не подчиняется, а только лично мне. Так что не давите на пацана попусту, все равно не прогнете. — Турецкий глянул на часы. — А кстати, уже и поздно, Костя.
Меркулов, похоже, на какое-то время даже задохнулся от такой наглости.
— Зачем тебе это понадобилось?! Ты знаешь, что творится? Газетчики уже пронюхали. Мне звонили из… Неважно. Родственники Белова в бешенстве.
— Какие родственники? У него одна племянница. И та беременна.
— Вот она и звонила!
— Ну так сказал бы ей, что мы ищем убийцу ее дяди.
— Да? А ей кажется, что мы занимаемся некрофилией. И ты знаешь, я начинаю думать, что она права. — Меркулов бросил трубку. А такое случалось нечасто.
Турецкий хорохорился, язвил, юморил, но на самом деле ему было не до смеха.
Все дело было в том, что Турецкий настоял на… повторной эксгумации тела профессора Белова. А подобного не могли припомнить даже матерые криминалисты вроде Студня.
Турецкий не подставлял Смагина. Он понимал, что парню придется вынести и начальственный гнев, и многочисленное неудовольствие, и насмешки самых разных участников процесса, как активных, так и опосредованных. Но это была производственная необходимость. А Турецкому надо было оставаться в Лемеже, чтобы держать в поле зрения Колдина. Что-то с Кол-диным было не так. Турецкий вспомнил, что рассказывал Гордеев о студенческих временах Колдина. Травка… Травка… А что, если нечто большее за этим последовало, могли ведь здорово за загривок ухватить серьезные дяди с Лубянки, на которых можно работать до второго пришествия?
А Смагин?… Ничего, пусть привыкает, думал Турецкий, прихлебывая кофе мелкими глотками. Перемелется — мука будет. В смысле хороший следователь выйдет… Александр Борисович вдруг поймал себя на мысли: а уж не готовит ли он себе преемника?
Но как же быть с Колдиным?
Турецкому было совестно снова дергать Дениса и его сотрудников, и он как ни в чем не бывало позвонил Меркулову. Объяснил проблему. Сказал, что срочно. Попросил. Потребовал. Константин Дмитриевич сухо ответил, что на это потребуется двое суток — сажать сотрудника, который наверняка не в теме, на поиск и сбор информации… и т. д. А нельзя напрямую обратиться в ФСБ? — спросил Турецкий. Можно, конечно, сказал Меркулов, но это будет тянуться трое суток.
Турецкий плюнул и позвонил-таки в «Глорию». Телефон не отвечал. Турецкий позвонил Грязнову-млад-шему на мобильный.
— Денис, что делаешь? — спросил он делано беспечным тоном.
— Лежу возле бассейна, — вполне адекватно ответил Денис. — Наблюдаю, как клиент совершенствует вольный стиль плавания. Только что «сделал» его баттерфляем, а теперь отдыхаю.
— Нелегко тебе, — посочувствовал Турецкий.