— Если вы меня не выдадите, я выпью красного вина.
— В Уголовном кодексе нет такой статьи.
— Я про Лабораторию говорю.
— Не волнуйтесь, Вероника, я туда сегодня больше не пойду. А до завтра все забуду. У меня из-за ваших формул последние мозги высохли.
— Много вы в них понимаете.
— Это точно.
После обмена любезностями приступили к трапезе, которая прервалась только однажды, когда Турецкий выразил удивление тому, что красное вино дама пьет с рыбой.
— Вроде бы белое положено, а, Вероника? — заметил он.
— Люблю делать все наоборот. И потом, это же вкусно. Попробуйте.
— Да я знаю, — сознался Турецкий. — Я на вашей стороне. Я даже собираюсь написать кулинарную книгу о том, как неправильно, но вкусно питаться. Хотите еще выпить?
— Не подлизывайтесь. Мне работать надо. И выкладывайте, что вам нужно.
Турецкий закурил, Вероника тоже, и он задал первый вопрос:
— Белов был холост, так?
Она кивнула и добила свой бокал. Турецкий кашлянул.
— В предсмертной записке… насчет волос на подушке — это про вас?
Она снова кивнула.
— Он был холост, но все-таки какие-то родственники у него были? Какая-нибудь седьмая вода на киселе. И кому, кстати, квартира отойдет и прочее имущество?
Вероника сделала изящное движение худенькими плечиками:
— Им, надо полагать. Мне это как-то все равно… сами понимаете.
— Вы на похоронах кого-нибудь видели?
— Приезжала одна фифа. Племянница. Но потом ее больше никто не видел.
— Как ее найти?
— А бог ее знает.
— С ней разговаривал кто-то из женщин?
— С ней все разговаривали, выражали соболезнование. Это естественно… Хотя по-честному, это она нам должна была соболезнования выражать.
Турецкий поймал себя на мысли, что ни черта он в этих ученых не понимает. Просто какой-то другой биологический вид.
— Он действительно был вам так дорог?
— Слушайте, не лезьте не в свое дело!
— В юридическом смысле это как раз мое дело. Лаборантка нахохлилась. Турецкий понял, что пора
либо попытаться растопить лед, либо идти напролом. На первый способ было слишком мало времени.
— Знаете, чтобы не терять время, я потом наш разговор оформлю в протокол, хорошо?
У нее округлились глаза. Турецкий сказал с напором:
— Вы лично говорили с племянницей Белова?
— Да…
— Как ее найти, знаете?
— А вам зачем?
— Ну это мое дело, — улыбнулся Турецкий. — Может, я за ней приударить хочу.
— А если ей лет пятьдесят?
— Вы же сказали, она — племянница? — удивился Александр Борисович.
— Ну и что? Разве у человека не может быть пожилой племянницы?
— Врете, — понял Турецкий.
— Фан-та-зи-рую. Понимаете?
— Так думаете, не получится ухлестнуть за племянницей?
— Кто вас знает, на что вы способны? — Вероника опустила ресницы.
Да она сама флиртует, сообразил Александр Борисович. Пока я… Эх, ну и барышни пошли. Точно флиртует! Потому и адрес этой Натальи давать не хочет. Надо подобрать правильный тон. Чтобы не обидеть девчонку настолько, чтобы она закрылась.
— Как же мне найти эту несчастную племянницу?
— Почему же она несчастная?
— Ну все-таки дядя умер.
— Плевать она него хотела.
Турецкий не особенно удивился: он ждал чего-то такого.
— Откуда вы знаете?
— А мы с ней старые подруги.
Вот тут уже Турецкий не выдержал.
— Что же вы молчали?!
— Разве меня кто-то спрашивал, как давно я ее знаю?
Турецкий собрал все свое самообладание и улыбнулся:
— Действительно. Вы совершенно правы. А я — нет. А знаете, почему?
— Почему? — машинально переспросила Вероника.
— Потому что правы вы. А я неправ. И знаете почему?
— Ну ладно, хватит. Я уже поняла, вы так до утра можете.
Он отвез Веронику в Лабораторию, высадил за квартал (она не хотела, чтобы коллеги видели) и позвонил Смагину:
— Олег, сейчас запишешь телефон, по нему узнаешь адрес. Это племянница Белова. Найди ее и поговори лично, не по телефону. Это важно, понимаешь?
— Конечно.
— Узнай у нее все, что можешь. В том числе не забирала ли она какие вещи из квартиры дяди. Она там появлялась, говорят, когда вы с прокурором дело уже закрыли.
— Ну, Александр Борисович…
— Ладно, ладно. Задай ей свои стандартные вопросы — те, что всем свидетелям задавал, — и, главное, постарайся расшевелить. Запомни, когда ведешь допрос, просто говори себе: «Я магнитофон, который умеет задавать вопросы» — расслабишься, и все получится как надо. Узнай, когда она последний раз общалась с дядей? Что знает о его недругах? И тэ дэ, да? Насчет квартиры — обязательно. Что она собирается с ней делать, я хочу знать.
— Понял, — энергично отрапортовал Смагин.
В ожидании информации от Смагина Турецкий поехал в местную администрацию. Он был уверен, что там уже давно знают о его присутствии в городе. План был прост: с полным отсутствием плана пойти напролом. Для начала собирался познакомиться с судьей и мэром. Но оказалось, что судья Левшин в отпуске, где-то в Поволжье, а мэр, Григорий Михайлович Навоша, — в Москве, на приеме у губернатора.
Исходя из того, как ему ответили, Турецкий решил, что мэр — человек солидный, в годах, а судья — помоложе.
Выйдя на улицу и вдохнув полной грудью чудесный лемежский воздух, Турецкий понял, что кое-что упустил. Он вернулся в клуб и нашел менеджера, с которым разговаривал.
— Вы сказали мне, что Белов играл хорошо и услугами тренера не пользовался?
— Совершенно верно.
— А те, с кем он играл? Мэр и судья? У них есть тренер?
— У мэра есть. Виктор Аскольдов. Наш лучший специалист! Он когда-то с самим Борисовым играл! Знаете, кто это?
— Наверно, теннисист?
— Точно. Вот это был мастер! Какая подача! Какая игра на задней линии… А помните, на Кубке Дэвиса…
— Зубы мне не заговаривайте. Аскольдов сейчас в клубе?
— Да, но у него занятия…
— Скоро закончатся?
— Примерно через полчаса.
— Где у вас тут можно отдохнуть?
