Турецкий вспомнил, как тот тип с ножом едва не разделался с ним прошлый раз, и похолодел.
«… у каждого субъекта существует предел психической выносливости, по превышении которого…»
Ну нет! Он ринулся вперед и столкнул невидимого противника по лестнице.
— Папа, ты сдурел?! — завизжал знакомый голос.
— Нинка, — выдохнул Турецкий. Заскрежетала чья-то дверь. На площадке появился
сосед с газетой в одной руке и бутербродом в другой.
— Александр Борисович? Вы в порядке?
— Да вот, — сдержанно пробормотал Турецкий. — С лестницы навернулся.
Сосед покачал головой и закрыл за собой дверь. Турецкий помог дочери подняться на ноги.
— А что это у тебя шуршит?
— Да хлеб же! Мама погнала за лавашем, сказала, что ты наверняка забудешь. Только не предупредила, что ты так оголодал, что на людей бросаешься! Да ну тебя вообще!
— Понимаешь… — начал было Турецкий, но Нинка махнула рукой и взлетела на свой этаж. Хорошо, что у молодых память короткая.
— Ма! — закричала Нинка. — Ну ма же! Мечи жратву на стол! Мы хлеба притащили!
— Барышня, что за манеры, — укоризненно пробормотал Турецкий.
Но дочь так на него посмотрела, что Александр Борисович решил сегодня ни в каких дискуссиях с прекрасным полом не участвовать, а отправился к компьютеру. Там его уже ждало письмо от Смагина.
…
«Гипотеза Уотсона — Крика — предложенная в 1953 году Уотсоном и Ф. Криком структурная модель ДНК (так называемая двойная спираль), которая объясняла, каким образом генетическая информация может быть записана в молекулах ДНК, и в то же время позволила высказать предположения о химических механизмах самовоспроизведения этих молекул. Эта гипотеза стимулировала экспериментальные и теоретические работы, приведшие к бурному развитию молекулярной биологии».
Бурное развитие молекулярной биологии, вот так, значит, господа присяжные заседатели. И осуществлял его, в числе прочих, Антон Феликсович Белов.
Итак. Что он прояснил и смог понять?
Турецкий взял лист бумаги и стал писать печатными буквами.
1. Паперфторан — это крове— и плазмозаменитель с газотранспортной функцией (это еще что?), «работающий» в организме в течение двух суток. Используется для уменьшения затрат донорской крови и эритроци-тарной массы. Используется также при инфекционных заболеваниях, СПИДе, в психиатрии (купирование белой горячки и острых психозов, надо, кстати, иметь в виду), в онкологии и токсикологии.
2. Биокомпьютер. Быстродействующее вычислительное устройство на базе ДНК. Конкурировать с обычными компьютерами из-за ряда ограничений не в состоянии.
Каков вывод, спросил себя Турецкий. На этом первом препарате Белов заработал кучу денег. Создал собственную лабораторию. Что дальше? На пункте номер два сломал себе шею. Точнее, застрелился. Или его застрелили. Это уж — что скажет повторная экспертиза после эксгумации, которую теперь надо будет провести.
Ночью он спал скверно. Снилась какая-то галиматья, он просыпался и уже не помнил, что видел во сне, но осадок оставался и накапливался, потому что так было несколько раз.
Наконец он проснулся окончательно и сразу же схватился за телефон — позвонил Смагину.
— Олег, это Турецкий. Извини, что рано.
— Здравствуйте, Александр Борисович! — обрадовался Смагин. — Все нормально, я уже на ногах. Даже более чем.
— Да? — усомнился Турецкий, глянув на часы: 6.55. — А как это — более чем?
— Только что с пробежки — пять километров.
— Молодец. Скажи, когда Колыванов вскрыл дверь из спальни, где был ключ?
— Какой ключ? — удивился Смагин.
— Тот самый, которым спальня запиралась. Он был с другой стороны?
— Не знаю… — растерялся Смагин. — Я ничего не знаю про ключ.
— И ты не находил его при обыске?
— Нет…
— В кабинете Белова было спальное место? Кровать, диван, кушетка? Он там спал?
— Там было два или три стула.
— И все?
— Да.
— Это точно, Смагин? Смагин заволновался.
— Дайте подумать, Александр Борисович… Вспомнил. Два стула и табуретка!
— Значит, спать негде?
— Точно так.
— Значит, спать ему там было негде… Ты мне давал телефоны, но сейчас их нет под рукой. У тебя еще есть телефон этого Колыванова?
— Я… сейчас найду, Александр Борисович! Хотите, чтобы я у него спросил?
— Не стоит. Просто найди мне его номер.
Александр Борисович наврал. Списка телефонов у него не было не то что под рукой — не было вообще: Турецкий его банально где-то посеял. Рассеянность — профессиональная болезнь следователей. Переизбыток информации плохо влияет на вестибулярный аппарат, что сказывается на руках, которые становятся «как крюки». Эту теорию Александр Борисович вывел сам и иногда ею даже гордился. Правда, кроме Турецкого, в нее никто не верил.
Смагин перезвонил через четверть часа и продиктовал два телефона — домашний и рабочий. Турецкий выждал еще час, чтобы день уже окончательно наступил, и только тогда стал звонить.
Дома у Колыванова женский голос ответил, что муж на работе. На работе объяснили, что у слесаря сегодня выходной. Турецкий снова позвонил домой и на сей раз представился официально. Жена слесаря после некоторой заминки сообщила, что Колыванов подрабатывает ночным сторожем в частной фирме, но туда звонить нельзя. Тогда Турецкий сказал ей, что из квартиры покойного профессора Белова кое-что пропало, и он хотел бы поговорить об этом прискорбном инциденте с ее мужем. Турецкий оставил ей свои телефоны. Кажется, жена Колыванова здорово испугалась.
Расчет оказался верным. Очевидно, на вторую работу Колыванову все-таки как-то звонить можно было, или у него имелся мобильный, о котором не знал Сма-гин. Колыванов перезвонил Турецкому через двадцать минут. Голос у него был, как и у жены, сильно обеспокоенный, чтобы не сказать испуганный.
Турецкий узнал у него, что хотел. Ключа от спальни не было вовсе.
После этого Турецкий извинился и сказал, что произошла ошибка, все вещи Белова на месте. Но все равно надо встретиться и поговорить. Удобно ли это сделать на его территории? Колыванов пригласил заехать.
Что же, снова в Лемеж?
И вдруг объявился Студень!
Турецкий уже думать забыл, что давал ему какие-то поручения. Но Студень есть Студень: на том свете найдет и вернет старый долг. Утром он позвонил и сказал, что на ноже есть отпечатки пальцев.
— Еще бы, — хмыкнул Турецкий и тут же себя мысленно отругал за несдержанность. Он ведь не помнил наверняка, а вдруг нападавший на него был в перчатках? Да нет, конечно, быть того не может. — А на конверте, на фотографии?
