Керим накануне вопрошал духов, и ему открылось, что сегодняшнее предприятие будет удачным. Особенно для него. Но он не ответил Шарипову прямо, чтобы его помучить. Пусть. Ахмедка набит нелепыми страхами. Он боится своих отморозков, боится судьбы, боится (хоть в это трудно поверить) гигантских крыс размером с небольшую собаку, которые, по слухам, плодятся, питаясь отбросами, в московских подземельях. Недаром брезгливо взглядывает под ноги и старается держаться ближе к центру угольно-черных тоннелей. Смешно смотреть! Того, что ему приходится убивать людей, Ахмед ничуть не боится, а напрасно: ведь это оказывает негативное влияние на судьбу. Только маг преодолевает это влияние. Надо выбрать себе в сфере духов сильного покровителя и держаться за него. Жаль, что Керим — всего лишь взрывник, не начальник, а то он поучил бы кое-чему этих мальчиков, рисующих граффити. То, чем графферы занимаются наобум, они могли бы поставить на службу определенным сущностям, которые охотно принимают поклонение людей… судя по тематике рисунков, часть графферов неосознанно к этому уже стремится. Все люди служат — тому или другому; человек так устроен, что не может не служить. Главное — выбрать надежного хозяина…
Несмотря на видимую погруженность в размышления, реагирующая на внешние раздражители сторона сознания Керима работала отлично — лучше даже, чем у его чеченских соратников. Когда террористическая группа проникла в подземный зал, непосредственно предшествующий ходу на станцию «Арбатская», Керим был первым, кто подал сигнал тревоги. Он сделал это раньше, чем прозвучало:
— Руки вверх! Выходить по одному!
Соблазн эффектно возникнуть перед террористами на пороге предполагаемого бункера Сталина, отворив железную дверь, наглухо запертую с довоенных лет, был, конечно, немалый. Но никому не было известно, существует ли этот бункер на самом деле, а даже если и существует, ключи от него были давно потеряны, а способ проникновения прочно забыт. Поэтому, не мудрствуя лукаво, во избежание лишней возни, блюстители правосудия совершили небольшой крюк и, проникнув в проход возле «Арбатской», ведущий непосредственно из «Метро-2» в «Метро-1», нагрянули как раз оттуда, куда отряд Шарипова только начал входить.
«Руки вверх!» — успел скомандовать Слава Грязнов, едва расслышав собственный голос: рядом, почти в унисон, кто-то гортанно крикнул на незнакомом языке. И тотчас тишина, висевшая в этом странном месте, превратилась в плотную материю, которую с треском разорвали на куски выстрелы. Группа захвата, прикрывающая оперативников, была хорошо экипирована, а еще лучше обучена, и пули не застали их врасплох. Все же парочку бронежилетов после завершения этого слишком жаркого для прохладной весны дела придется списать… Отвечая на атаку террористов, группа захвата не осталась в долгу. Знаком, что их выстрелы достигли цели, стали отчаянные вопли. Карманные фонарики с предсмертным звоном пали жертвами шальных пуль. Внезапная темнота заставила и террористов, и их противников прекратить перестрелку: слишком велик риск положить своих вместо чужих. Каждая сторона мучительно выжидала: что предпримет другая? Ожидать, конечно, приходилось самого худшего.
«Взрывчатка!» — похолодев до печенок, осознал Турецкий. Фанатики — не такие люди, чтобы покидать здешний мир, позволив врагам торжествовать победу. Почему бы им не пустить в ход свое основное оружие? В этом замкнутом пространстве взрыв впечатает бренные останки в стены. Ну и граффити получится! Снаружи ничего не услышат, тут же все глухо, как в танке: сработано под бомбоубежище. Ну, может, донесутся до ближайшего разветвления «Метро-2» слабенькие отголоски. «А город подумал, ученья идут…» Старые советские песни нынче прямо-таки преследовали Александра Борисовича.
Вячеслав Иванович Грязнов под покровом подземной тьмы крепко жалел о том, что не настоял на использовании усыпляющего газа, который имеется в распоряжении ФСБ. Такая идея высказывалась на военном совете, но ее зарубили на корню: во-первых, усыпляющий газ не до конца изучен и обладает сильными токсическими свойствами; во-вторых, особенности вентиляции этого участка «Метро-2» усилят эти свойства в десяток раз. Короче, снотворное превратится в яд. Тогда уж легче террористов попросту убить! Вникнув в эти доводы, Слава Грязнов голосовал против газа. А вот теперь сокрушался: «Зря, зря…»
Вспыхнул свет — неяркий, желтоватый, матовый, но показавшийся ослепительным после завесы темноты. Румяный полковник исполнил свое обещание! Судя по количеству мусора и дохлых мух, чьи силуэты виднелись внутри круглых ламп, этим отрезком секретной системы в самом деле не пользовались очень давно. Однако мухи попадут в поле зрения наших друзей позже. Сейчас в центре внимания находилось валяющееся на бетонном полу тело. В скрюченных предсмертной судорогой руках мерещилось что-то, напоминающее дохлое насекомое.
То ли вид их сраженного товарища, то ли секунды тягостного страха в темноте произвели на террористов такое воспитательное воздействие, что они сдались, не совершая дальнейших попыток сопротивляться. Единственным намеком на сопротивление стала ругань сразу на нескольких языках, в том числе и на русском — русский мат и по сей день славен на просторах бывшего СССР. Трое из них оказались ранены, но не настолько серьезно, чтобы это со временем помешало бы им ответить за свои подвиги перед судом. Изъятый пакет со взрывчаткой быстро улучшил настроение Грязнова и Турецкого.
Оставшийся лежать на бетонном полу еще совсем недавно звался Керимом. Он отправился в дальние дали, ускользнув из своего тела, так и не узнав, что духи бывают насмешливы в своих предсказаниях. А может, он служил не тому хозяину — теперь это было уже неважно!
Относительно законсервированного бункера предсказания, кстати, оправдались: некоторое время спустя, с превеликими трудами вскрыв железную дверь, работники ФСБ его обнаружили. Однако ни Рюрику Елагину, ни Турецкому так и не довелось полюбоваться раскрытием одной из тайн, которые ревностно хранит «Метро-2». Наводя окольные справки, Турецкий выяснил, что вроде бы этот бункер, разделенный на кабинет и спальню, должен был служить личной резиденцией Сталину, тем не менее почему-то не послужил. Александр Борисович обрадовался разгадке, но радость его пошла на спад, когда, обронив мельком эту новость в беседе со Славой Грязновым, узнал, что Славе предложили совсем другую версию. Дескать, маленькая железная дверь в стене скрывала построенное в шестидесятых годах бомбоубежище с запасом консервов, галет и пресной воды. Когда Елагин с горящим взором принялся доказывать, что он собственными ушами слышал, как в бункере нашли лабораторию, усеянную скелетами, и группа первооткрывателей слегла от болезни, напоминающей сразу грипп, сибирскую язву и чуму, они вдвоем посоветовали пылкому Рюрику выпить холодного чаю и переключиться на скучную бюрократическую работу, от которой не избавлен любой следователь. А Турецкий еще прибавил: «Так и рождаются городские легенды».
Что ж, возможно, не так уж плохо, что Москва продолжает рождать легенды. А также неплохо, что в нашей жизни существуют неразгаданные загадки. Пусть они тревожат человеческое воображение, но не приносят вреда людям. Потому что смертоносные загадки обычно оборачиваются смертью для того, кто их загадал.
