Все началось с девочки. Младшей сестренки отца — озорницы, вечно пренебрегавшей наставлениями старших. У нее были роскошные волосы, уже в восемь лет укрывавшие ее плащом до пят, если распустить косы. Она была очень веселой и очень любила играть. Поэтому она потянулась к валявшейся на дороге кукле — хотя ей тысячу раз говорили, что нельзя трогать беспризорные игрушки. Израильские солдаты — неужели у них нет ни сердца, ни детей? — научились замаскировывать под игрушки взрыватели мин. Никто не видел, как это произошло, но среди разметавшихся окровавленных частей того, что еще недавно было крохотным телом будущей красавицы, обнаружили ошметки розового пластика и обуглившейся кукольной одежонки. Отец был единственным сыном, братом своих сестер — так же, как его сын сейчас. Он решился мстить. Чтобы вступить в террористическую организацию, не требовалось поиска связей, а лучшим рекомендательным письмом послужило заключение о смерти сестры. Единственное, чего он хотел, — убивать врагов Палестины. Убивать как можно скорей и как можно больше.
Первый порыв иссяк, а желание его не осуществилось. Пылкого юношу с большими способностями к бизнесу, пока не нашедшими применения, нерационально было использовать в качестве простого исполнителя. Его направили за границу, позволили распоряжаться некоторыми деньгами, с тем чтобы он вернул в десятки, в сотни раз больше, чем взял. Даже если учитывать помощь со стороны влиятельных представителей ислама, вложение средств оправдало себя. Отец до сих пор не стал миллионером только потому, что слишком много средств уходило воинам в зеленых повязках. Ну и еще потому, что растил сына, от которого международная организация, куда входят не только палестинцы, вправе потребовать более серьезных услуг…
Он слушал отца, а руки у него холодели. Прежняя жизнь улетала в никуда, ее стремительно засасывал вакуум, а новую он представить себе не мог, но заранее испытывал отвращение к ней.
— Отец, но ведь прошло столько лет! Своими деньгами, которые наверняка пошли на оружие и подкуп, ты давно расплатился за смерть сестры. Неужели тебе доставит радость, если я буду убивать маленьких девочек-англичанок? Они ведь тоже веселые, непоседливые и тоже любят играть в куклы. Все девочки любят играть в куклы, потому что им предназначено вырасти, и стать матерями, и нарожать новых детей. Если тебе их совсем не жаль, пожалей хоть меня, я-то учился не для того, чтобы становиться убийцей или адвокатом убийц!
Отец стыдил его. Обвинял в том, что сын вырос западным человеком, думающим только о своем благополучии, душевном и телесном. Убеждал, что акции устрашения необходимы, чтобы в его родной Палестине больше не гибли дети; что пусть лучше мусульман боятся, чем презирают. Уверял, что ему не придется убивать собственными руками… Все это было предсказуемо и, в общем, знакомо. Хуже всего было то, что отец повторял эти аргументы так, словно давно не верил в них. «А ведь он сам стал западным человеком, сроднился с Великобританией…» Разболелась голова, да так, что хотелось умереть — прямо сейчас, не дожидаясь того, что случится дальше. Сославшись на головную боль, ушел к себе, надеясь уснуть. Брезжило раннее летнее утро, казавшееся таким неправдоподобным, ненормальным, словно изменение его судьбы повлияло на весь окружающий мир.
А ведь, если разобраться, в эти краткие часы горячечного, пронизанного головной болью сна и свершилось его превращение! Пока он спал, отец и Замир окончательно нашли общий язык. Так что, можно считать, проснулся он уже Абу Салехом. Подменное имя, но у него все имена такие.
Таким образом, предыдущая часть биографии закончилась; она представляла собой сухое резюме, которое подают претенденты на новое место работы. Новая часть содержала значительно больше листов и напоминала приключенческий роман. Замир увез его из Англии — увез далеко, на базы, где тренировались его сверстники. Абу Салех открыл там много нового о себе. Новым стало и лицо — выбритая голова делала его непривычно-решительным, — и характер. Уже тогда Абу Салех понял, что ему вряд ли подойдет мирная закулисная деятельность: он станет шпионом в стане врага, и никем иным. Он обнаружил необычайную способность к изменению внешности. Его талант к усвоению языков оказался как нельзя более кстати. Он полюбил как холодное, так и огнестрельное оружие — порой миниатюрное, но неизменно точное — изучил свойства ядов. А главное — он нравился себе в новом качестве! Гуманистические поползновения, проступавшие в разговоре с отцом, сошли на нет. Может быть, потому, что руководители баз умели обрабатывать сознание подопечных в выгодном для конечной победы ислама духе…
Мысли Абу Салеха временно раздвоились: он прекрасно понимал, что его сознание обрабатывается, но не сопротивлялся и даже отмечал наиболее выдающиеся моменты обработки, чтобы со временем применить их на других. Он знал, что рано или поздно ему придется этим заниматься. В конце концов, только человек убежденный способен убедить других. Порой он сам не понимал, когда он убежден, а когда только разыгрывает убежденность… Так ли это важно?
Ну а истина — да что такое истина, чтобы считаться с ней? Абу Салех всегда интересовался философией, особенно его привлекали французские философы-постмодернисты. В этой отрасли знания прочел он далеко не все, но достаточно, чтобы сделать вывод: все, что существует вокруг, — всего лишь текст, и читать его можно по-разному. Никто не смеет утверждать, что его прочтение менее истинно, чем все остальные. Этот аргумент подходил для полемики с той западной половиной своей личности, которую он упорно хранил и не собирался вытравлять из себя. С восточной половиной личности никакой полемики не требовалось: разве всемогущий и всемилостивый Аллах не освятил заранее все действия, которые предпринимаются во имя торжества ислама? В начале курса обучения Абу Салех боялся трагической раздвоенности, однако по мере формирования жизненных убеждений никакого трагизма в своем новом положении не обнаружил. Такой гибрид — западный ум и восточное сердце — встречается нечасто; такое существо, принадлежащее двум стихиям — своего рода земноводное, — представлялось его руководителям особенно ценным, и он слышал, Замир получил поощрение от начальства за то, что привел его.
Что было дальше? Долгий ряд перевоплощений. То, что приверженцам индуизма жрецы сулят после смерти, он испробовал уже при жизни. Эквивалентом миниатюрной гибели для него являлась смена имени и облика. Но всегда, во всех обличиях, он оставался неуязвим. Он оставлял за собой длинный шлейф смертей, но так ловко, что заподозрить его не могли. А иногда обходилось и без физического насилия: просто подготовка почвы, обработка сознания пылкой, искренней, жаждущей подвига молодежи. Вот и пригодился собственный опыт…
Один прокол — всего лишь один, но достаточно и одного неверного шага, если стоишь на краю пропасти. Одно утешение — он все-таки не упал окончательно, зацепился за свисавший с края пропасти чахлый кустик… Это было, когда ФБР, «Моссад» и Интерпол, объединив усилия, вычислили его и послали ориентировку полиции Германии, где он тогда имел обширное поле деятельности — в основном среди турок. Его уже пришли арестовывать, и ему чудом удалось скрыться — благодаря поддержке организации. Однако организация, вытащив своего члена из беды, проявила к оступившемуся строгость: ему предлагали расстаться с работой. Только теперь он по-настоящему понял, сколько значило для него это занятие, которое он и впрямь привык называть работой. До какой степени — больше, чем самая прекрасная женщина на свете — манила его тайная и тем более сладкая власть над людьми, не представляющими истинных мотивов его деятельности. Он просил не наказывать так сильно, предоставить возможность оправдать доверие. Тем, кто стояли над ними, тоже не с руки было лишаться такого ценного агента, но, к сожалению, его лицо теперь будет красоваться на каждом полицейском стенде, его сможет узнать любой пользователь Интернета.
