В подвале находилась оружейная. Она взяла со стойки снайперскую винтовку, неторопливо разобрала ее, протерла тряпочкой каждую деталь, вычистила ствол, проверила прицел. Запах ружейного масла успокоил ее. Теперь она действовала хладнокровно и четко. Зарядила магазин, взяла с собой еще десяток патронов. Затем вышла из дома, свернула с тропинки и засела за кустом. Отсюда просматривалась, вернее, простреливалась вся площадка перед домом. Лина надежно установила винтовку на упор и стала ждать…
Когда я окончательно одряхлею, брошу свою проклятую работу и засяду за мемуары, обязательно посвящу главу своей американской одиссее. И называться она будет как-нибудь вроде «Путешествие с Кэт в поисках выезда из Америки». Почти по Твену. Или по Стейнбеку.
Наверняка с высоты прожитых лет эти времена покажутся мне овеянными романтикой. Но это только с высоты прожитых лет. А пока оно мне таковым не кажется. Разумеется, в данный момент мы все вместе чем-то овеяны, но определенно не романтикой. Скорее нас овевают вонь выхлопных газов, ароматы паршивых портовых закусочных и миазмы сортиров на задворках грузовых терминалов.
Мы находимся здесь уже вторые сутки, и я, в очередной раз вернувшись из порта и поручив Кэт приглядывать за нашими питомцами, пытаюсь уснуть. Я сворачиваюсь калачиком, поджимаю ноги, приваливаю голову к стеклу фургона, в котором мы обитаем все это время, или прячу ее как птица под крыло, но мой уставший бродить по причалам организм упорно отказывается релаксировать. Тогда я начинаю смотреть в окно, в надежде что монотонное созерцание расстилающегося перед нами океана заменит мне сон.
Если вы думаете, что уплыть из Нью-Йорка, обойдя при этом все таможенные барьеры, просто, то вы глубоко заблуждаетесь. Бродя по порту и заводя разговоры со всякими подозрительными личностями я пару раз видел заманчивую перспективу выйти в нейтральные воды на каком-нибудь либерийском сухогрузе. Но, узнав о том, что со мной еще одно лицо, подозрительные типы, ни слова не говоря, пятились в темноту и таяли в сумерках. Я не мог определить причину их столь странного поведения, пока Кэт не выдвинула гипотезу: они просто боятся, что я полицейский. А одного в открытом море в случае чего можно и того… в океан головой вниз – и поминай, как звали. С двоими же все, соответственно, в два раза труднее. Так что я продолжал бродить по порту, то и дело наступая кублуками в мазутные лужи и спотыкаясь о промасленные канаты.
К тому же нам приходилось избегать оживленных и мало-мальски цивилизованных участков порта, где была вероятность наткнуться на фэбээровских охотников за шпионами. Меня ведь, наверное, продолжают ловить. Хотя мы регулярно просматривали газеты и нигде не наткнулись пока на мою фотографию, рассчитывать на то, что сезон охоты закрыт, не приходилось. Просто русский шпион – слишком важная птица, чтобы расклеивать его физиономии на стенах товарных складов и торговых терминалов. Кому придет в голову, что он, вместо того чтобы накручивать километры в сторону от Нью-Йорка, торчит в морском порту, дожидаясь попутного корабля?! Идиотизм, и только. Однако это единственный способ незамеченным выбраться из этой треклятой Америки, да еще вывезти с собой ценный груз – Евсея Беляка.
И самое обидное, что главный виновник моих, то есть наших, мучений спит себе и горя не знает в импровизированном СВ, довольно комфортабельном «вэне», как американцы называют микроавтобусы. А ведь не вынуди они меня тогда забрести на эту чертову базу, сидели бы мы уже в самолете Аэрофлота, а под крылом самолета о чем-то пело бы зеленое море… океана. Так что сам виноват. Но, замечу, что ни делается, все к лучшему.
А еще я совсем забыл про жару, вспомнил, только когда вдруг хлынул ливень. Прямо как в тропиках – сплошной стеной, так что бетонный закуток, в котором мы устроились, превратился в озеро.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Большие пространства порта дымились испаряющейся влагой, и от испарений было трудно дышать. Мы с Кэт выбрались из нашего обиталища и направились в очередной поход в недра Нью-Йоркского порта. Беляк и его немногие уцелевшие приятели были надежно связаны, так что за их сохранность мы не беспокоились. Минут через десять я неожиданно вышел к одному из пропускных пунктов.
Меня начал колотить озноб – у пропускного пункта нос к носу стояли две полицейские машины, за которыми прятались как минимум четверо копов с полуавтоматическими винтовками. Перед кордоном выстроилась короткая, из четырех автомобилей, очередь. Каждую машину досматривал пограничник с собакой и полицейский.
– Давай повернем, – предложил я, – пройдем другой дорогой.
Кэт посмотрела на меня так, будто я струсил. Но я действительно струсил, не впал в состояние панического ужаса, конечно, но легонько струхнул. Какой смысл по собственной инициативе совать голову под нож, когда дело практически завершено, осталась самая малость, и вот так все испортить.
– Другой дороги здесь нет, – поставила меня Кэт перед фактом. – К тому же они нас уже увидели и, если мы повернем, обязательно попрутся следом. Лучше сделать… как это по-русски? Морду кирпичом?
Я грустно кивнул. Кэт делала успехи.
– Какое смешное выражение! Как это лицо можно сделать в виде кирпича? На нем же нос, глаза…
– Ничего, – подытожил я, – если надо – сделаем.
В принципе она меня убедила. Чему быть – того, как говорится, не миновать. Не может же все быть слишком хорошо. Ну отберут у меня Беляка, меня засадят в тюрьму, Кэт будет меня навещать, потом меня обменяют на американского резидента, лет через пять-шесть я вернусь домой и обнаружу, что Нинка уже выскочила замуж и я стал дедом, я окончательно облысею и меня выгонят на пенсию… Неужели это когда-нибудь случится?!
– Лет через семь-восемь твоей дочери будет максимум четырнадцать, так что с дедом придется подождать.
– Что? – оказывается, я, сам того не замечая, рисовал собственные мрачные перспективы вслух.
– Пошли, – хмуро сказала Кэт, и мы, постаравшись придать нашим лицам форму строительного материала, прошли мимо полиции. Которая, надо сказать, обратила на нас не больше внимания, чем на Неуловимого Джо, который, как известно, на хрен никому не нужен.
Вот бросить бы Кэт меня, поехать в свою квартирку или еще куда-нибудь в приличное место. Нет, терпит все неудобства, которые для американки в десять раз более чувствительные, чем для меня, терпит и не бросает друга в беде. Хотя, чувствую, ее нервы на пределе.
Конечно, оба мы устали за эти несколько суток: на ногах, без нормального сна – оба заводились из-за сущих мелочей, и эта напряженность грозила в любой момент разразиться грандиозным скандалом. Но такой итог нашего предприятия уже не за горами, потому я не стал усугублять конфронтацию и примирительно предложил:
– Кэт, ты просто прекрасно выглядишь! – самое главное оружие в борьбе с женской хандрой в условиях, когда не можешь позволить себе ничего особенного, – это хороший комплимент, и я начал делать комплименты: – Как тебе это удается?
